Д и н а. Слушай, Коля, неужели все, что ты сказал, — правда?
С е л и х о в. Правда, Дина. Я был слишком доверчив. Ты держись…
Д и н а
М а р и я. Я не уйду отсюда. Здесь у меня — всё.
С е с т р а. Ребята, нельзя.
М а т в е й к и н. Сестричка, который раз прихожу! Совет у меня с ним… Допусти, сестричка.
Николай Аркадьевич!
С е с т р а. Он вам нужен?
М а т в е й к и н
С е л и х о в. Спокойно, Алеша. Мне все ясно.
М а т в е й к и н. Николай Аркадьевич… От всех шахтеров. Может, не только от наших… Даже, может, в мировом масштабе…
С е л и х о в. Тебе спасибо… старший лаборант.
Д а н и л ы ч
Затопим для-ради пробы. Не помешаю?
А с я. Не до тебя теперь Данилыч… Шел бы ты домой.
Д а н и л ы ч. Печка никогда не помеха. Жить надо, — значит, и топить надо.
К о р ч е м н ы й. Топи, топи!
Д а н и л ы ч. Раньше в Екатеринбурге камины в комнатах клали. Уютная штуковина… Из моды вышла. В прошлом году в райцентре бухгалтеру «Заготпушнины» сложил. Тонкий, видать, мужчина. Сразу на камин фарфоровых собак наставил. Недельку он этак понежился, а потом пришли из пожарной охраны и приказали поломать. Собачки не при деле оказались.
Селихов, Селихов… Человек — он все по соответствию своему создает. Скажем, та же печь. Вот она, матушка, семиколенная, долго тепло держит. А двухколенная — тот же камин, сразу выдыхается. Так и человек… Один всю жизнь сам теплый и других греет. Другой — пых-пых! Пара святых, тройка нищих… и выдохся, одноколейный. Сам стылый, и другим холодок. Потому и жалко хороших людей.
К о н ы ш к о в. Ася, я за вами. Через час уходим.
А с я. Я уже собралась. И все приготовила.
Д а н и л ы ч. И далеко это вы направляетесь?
А с я. Ухожу я, Данилыч. С геологами.
К о н ы ш к о в. Вместе ходить будем.
А с я. Помогите мне вещи взять.
М а т в е й к и н. Здорово, Данилыч.
Д а н и л ы ч. Здорово, коли не шутишь.
М а т в е й к и н. Отшутился.
Андрей Васильевич, что же получается? Я всю ночь думал… Выходит, не виноват я.
К о р ч е м н ы й. А при чем здесь вообще ты?
М а т в е й к и н. Подвела электросистема! Вы отвлеклись ее исправлять. А тут и взрыв…
К о р ч е м н ы й. Слушай, Матвейкин, перестань, дорогой, накручивать. Тебя никто не обвиняет.
М а т в е й к и н. Да ведь, если подвела электросистема… тогда я сам себя первый обвиню!
К о р ч е м н ы й. Все утрясется. Иди занимайся своим делом.
М а т в е й к и н. Электросистему готовил Селихов вместе со мной. Никакой неполадки быть не могло.
К о р ч е м н ы й. Так что, я выдумал неполадки?!
М а т в е й к и н. Вы мне скажите, какой показатель был на шкале, когда вы ушли с пульта?
К о р ч е м н ы й. Вот это уж, прости, не помню.
М а т в е й к и н. Вспомните! Вы регулировали — значит, не могли забыть.
К о р ч е м н ы й. В жизни иногда и не то забывают, Матвейкин.
К о н ы ш к о в
М а т в е й к и н
К о н ы ш к о в
М а т в е й к и н. Уводишь?
К о н ы ш к о в. Алексей, ты сам понимаешь…
М а т в е й к и н. Молчи.
А с я. Лешенька! (Обнимает Матвейкина.)