Я к о в. Но — встретила! Видите, как удачно я когда-то женился.
Ч е р е д н я к
Я к о в. Да чем же я ее принуждаю?
Ч е р е д н я к. Жалостью. Вы заставляете ее жалеть себя… А на Руси, вы знаете, издавна повелось… и в чувстве и в слове… жалеть — это значит любить.
Я к о в. Меня здесь не было целую вечность… Она думала, о чем хотела.
Ч е р е д н я к. Ах, Яков Петрович, вы представлялись ей в дымке воспоминаний — всегда веселым… Теперь перед ней жестокая реальность. Вполне ли ответственно видите вы свое положение здесь? Во всех аспектах. Мало ли что может с вами случиться…
Я к о в. Заболею, умру?
Ч е р е д н я к. Нет, как вы сохранили наивность!.. Вас держали в каком-то закрепляющем растворе?
Я к о в. Между прочим, в шахтах, где я работал, было достаточно сыро, так что вы правы. Можно сказать, меня держали в растворе.
Ч е р е д н я к. Мне не хочется вас травмировать, но понимаете ли вы, что человек, живший вне родины двадцать лет и покинувший ее при весьма неопределенных обстоятельствах… Если с вами случится что-нибудь непредвиденное, это коснется и Нины, ее ранимой души. Поймите же, я призываю вас реальнее смотреть на жизнь… и на людей. Вот, скажем, на меня вы смотрите без особой симпатии? Но именно я вам помогаю. Да! В той инстанции, где ваши дела проходят, работает один мой старый приятель. Павел Сергеевич Селезнев, вы у него были на приеме. Так вот я к нему специально заходил! О ваших делах поговорить. Строго между нами, там возникли довольно большие трудности… Ваше военное прошлое — это особенно хотят проверить. Естественно, я просил, чтобы относились к вам повнимательней. Ну?
Я к о в. Мне всегда везет! Если сто человек едят суп, муха окажется как раз в моей тарелке.
Ч е р е д н я к. Благодарю, вы напомнили, что у меня обеденный перерыв. Сердечный привет Нине Родионовне. Владик!
Идем, на пару слов! Проводи меня, дорогой.
Н и н а. Я спешила, думала, ты скучаешь.
Я к о в. Где же скучать? Успел даже принять гостя. Цветы для тебя.
Н и н а. Конечно, Александр Степанович?
Я к о в. Угадала.
Н и н а. Угадать не трудно.
Я к о в. Ты… как ты к нему относишься?
Н и н а. Ревнуешь? Какая прелесть… Только не надо, Яшенька. Постоянство Александра Степановича трогательно и — все. Не более того…
Н и н а. Нельзя!
Я к о в. Одну!
Н и н а. Нет, нет! В груди у тебя хрипит. Теперь мы покажем тебя легочнику.
Я к о в. Сердечник, легочник. Тебе очень скоро это надоест! Врачи, лекарства, припарки. Ты — и нянькой и поводырем… Я обязан был предвидеть это раньше. Но я, понимаешь ли, как скотина, думал только о себе, о немыслимом счастье видеть тебя.
Н и н а. Вон что ты придумал! Милый мой… Для нас это слишком большая роскошь — тратить душевные силы на сомнения, ревность! Хочешь, я тебе пообещаю, под честное слово, как только надоест, — сразу скажу: надоело. И никаких сомнений! Давай?
Я к о в. Давай…
Н и н а. А ты все равно какой-то страшно серьезный?..
Я к о в. Когда это со мной бывало?
Н и н а. Нет-нет, я чувствую… что-то у тебя в глазах эдакое…
Я к о в. Тут еще Владик… Владислав приходил. Вернулся. Из командировки…
Н и н а. Ты с ним поговорил?
Я к о в. И да и нет. Он торопился. Может быть, опять — в этот Ташкент…
Н и н а. Прости, Яша, я сказала тебе неправду. Он не был в командировке. В тот вечер, когда ты приехал, он позвонил от Леки, я его поспешила обрадовать. А он… прямо ума не приложу — так странно отреагировал. Не явился домой. Ребят иногда так трудно бывает понимать.
Я к о в. Петьку-то я понимаю. Думаю, что и он меня.
Н и н а. Не огорчайся, Яша.
Я к о в. Сын из-за меня покинул дом…
Н и н а. Яша, все уладится, все, и с Владиком тоже… Ты мне толком так и не рассказал, что у тебя с паспортом? Тебе за ним идти когда?
Я к о в. Отложили, потому и не рассказал… И разговаривают совсем иначе, какая-то настороженность появилась… Вот-вот мой нос потрогают — не приставной ли? Тут я и решил всех успокоить. Обошел три стола в кабинете и предложил потрогать мой нос.