Н и н а. Яшка!.. Нет, правда?
Я к о в. Дай, но, пожалуйста, не торопи.
Н и н а. Завтра, знаешь, куда мы с тобой пойдем? А ну, догадайся! На Тверской бульвар, где памятник Тимирязеву. Помнишь, профессор в длинной мантии поворачивался к нам спиной? Теперь целуются не скрываясь.
Я к о в. Сегодня вечером я уеду.
Н и н а. Яша?..
Я к о в. С того дня, как вернулся, я не переставал об этом думать. Но сегодня твердо решил не оттягивать, а исполнить сразу. Ты не обижайся.
Н и н а. Куда же ты, Яшенька?..
Я к о в. На Смоленщину. Туда, где погиб наш полк осенью сорок третьего. Я тебе не успел всего рассказать… Наши войска наступали очень стремительно. В составе дивизии — и полк, где я воевал. Вырвались вперед, уж не знаю, каким образом, но больше, чем следовало… Есть там такое село — Браженки. Перед ним и полег почти весь полк. А кто уцелел или был ранен, тех, как и меня, в плен…
Н и н а. Тебя волнует, забыть невозможно, конечно. А спешить зачем? Вместе поедем, когда все устроится — с пропиской, с паспортом, акклиматизируешься…
Я к о в. Съездим и вместе, если захочешь, но после. А сначала я по делу… Прошло много лет, однако я должен попытаться. И у тебя будет время поразмыслить…
Н и н а. О чем?!
Я к о в. Если решишь, что мне все же не стоило к тебе возвращаться, я пойму.
Н и н а. А я-то думала, что ты уже совсем приехал, навсегда…
Н и н а. Владик…
В л а д и к. А-а-а! Поздравляю с днем рождения.
Н и н а. Спасибо. Идем, поешь. Папа еще за столом, пьет кофе.
В л а д и к
Н и н а. Мой, мой отец. Нездоровится ему, давление. Поешь?
В л а д и к. Я сыт.
Н и н а. Щеки провалились… Где ты пропадаешь?
В л а д и к. Я не пропадаю… Днем работаю, а потом… у друзей. А как ты тут?..
Н и н а. Жду твоего отца.
В л а д и к. Привычное занятие. Двадцать лет и еще полторы недели.
Н и н а. Не понимаю, что с тобой творится?.. Человек вернулся в свою семью. Вот если бы ты — на его месте? Вернулся, а тебя никто признать не желает, Лека вышла замуж…
В л а д и к. Куда бы мне уехать, чтобы она поскорее вышла замуж?
Н и н а. Можно когда-нибудь и без шуток, Владик. Ты-то надеешься, что человек, с которым ты собираешься связать свою жизнь, всю жизнь! — этот человек будет тебя ждать при любых обстоятельствах?
В л а д и к. Двадцать лет! Это же смех! А ты еще хочешь, чтобы я говорил серьезно. У-у-ух!
Н и н а. Или ты опять придуриваешься, или… оскорбляешь Леку. Я, например, в нее верю.
В л а д и к. У тебя прямо религия какая-то: ах, любовь, ах, надежда, ах, вера! Да какая может быть вера? Во что? Сейчас даже девчонки-школьницы больше знают про жизнь, трезвее смотрят…
Н и н а. Ты пришел поссориться со мной?
В л а д и к. Нет. Но ясность внести хочу. То письмо прятал от тебя я.
Н и н а. Зачем?..
В л а д и к. Считал, что так было бы лучше для тебя и для всех нас.
Н и н а. Это и есть твой трезвый взгляд? Ну, Владька… Впрочем, сейчас уже не имеет значения. Я уверена, ты поймешь, какое зло сделал. Уже понимаешь, раз пришел… И я никогда тебе не напомню. Ты сам тоже не мучайся…
В л а д и к. Великодушие мне твое — во, как ножом по горлу! Скажи-ка честно, мама, а сама ты — не мучаешься? Нет, нет, погоди, почему вообще мы должны из-за него переживать, мучиться, не мучиться? Я — виноват, что первый раз вижу отца, когда мне двадцать два года? Ты виновата, что воспитала нас и растила — одна? Чем мы ему обязаны? Ничем!
Н и н а. Но он-то ведь тоже не виноват, что так сложилась жизнь! Война. Он честно воевал… Ты хоть спросил бы, почему он так долго не возвращался.
В л а д и к. Какая разница! А впрочем, действительно, почему? Нина. Он попал в плен. Зимой сорок третьего года бежал из концлагеря. Пробираться на восток, в сторону фронта было невозможно. В таком случае нужно было пересечь всю Германию…
В л а д и к. Немецкий язык он знал?
Н и н а. Учил в институте… Решил он добраться до Гамбурга, потому что лагерь был в том районе. В Гамбурге — порт. Хотел попасть на какое-нибудь судно и выбраться из Германии. Добрался до Гамбурга, совершенно измученный залез в старый пакгауз отогреться. Там его и нашли эти два типа…
В л а д и к. Гестапо?