Л е к а. Пойду лучше к Нине Родионовне.
В л а д и к. Мамы нет дома. Между прочим, она собирается в поездку.
Л е к а. Куда?
В л а д и к. На Смоленщину. Вообразила, что он… что мой отец заболел и… вот, решила его спасать.
Л е к а. Знает ли она, где точно он находится?
В л а д и к. Ну, искать будет. Село Браженки.
Л е к а. Едет она когда?
В л а д и к. Может, сегодня ночью, или завтра утром.
Л е к а. Отпустишь ее одну?..
В л а д и к. Меня не приглашали.
Л е к а. Тогда я с ней поеду. Александр Степанович, одолжите деньжонок, с полсотни? А то — авансом дайте, напишу ваш портрет.
Ч е р е д н я к. Благодарю. Предпочитаю фотографию.
Л е к а. Напишу для вас сельский пейзаж, хотите?
Ч е р е д н я к. Если бы я собирал коллекцию современной живописи… Нет у меня к этому вкуса, Лека. И денег нет при себе, к сожалению.
Л е к а
В л а д и к
Л е к а. Сусанна, а что такое срочный вклад?
В л а д и к. Темнота. Она не знает, что такое срочный вклад.
Л е к а. Наскребешь? Жди меня, Суночка…
В л а д и к. А папа — это папа. Сами пускай разбираются.
Л е к а. Такой уж ты нейтральный? А тем, что носа не показывал домой, — разве этим ты ничего не сказал маме и ему? Просто удивительно, Владька! А между прочим, все эти годы, пока ты рос, болел, пил теплое молоко из маминых рук, получал в школе свои пятерки и двойки, танцевал, влюблялся, — он в это время, все эти годы, страдал. Рвался сюда, к твоей маме, к тебе!.. И теперь он должен перед тобой оправдываться?!
В л а д и к. Что ты завелась? При чем тут я?..
Л е к а. Все — при чем! И твой любимый Александр Степанович… Вот в его благородство ни минуты не верю. Потому что знаю его. Знаю! А ты отшатнулся от родного человека… Ладно, поеду и напишу серию этюдов смоленской осени. Пока! Я — к Сусанне.
В л а д и к. Неумолимо надвигается матриархат!
Я к о в. Здравствуй, Влад.
В л а д и к. Здравствуйте.
Я к о в. Ну, парень, меня приветливей встречали случайные люди! Где мама?
В л а д и к. Пошла снимать комнату.
Я к о в. А я, понимаешь, везу свой клад бесценный и все представляю, как покажу его Нине, тебе, Пете…
В л а д и к. Вы что же, за кладом ездили?
Я к о в. Я не был уверен в том, что найду. Во-первых, место призабылось. После ведь было множество, как бы это поделикатней сказать, сильных впечатлений. И ощущений… Ну, и найти могли бы за это время, а то и сгнило бы все… Но повезло! Видно, уж если началась счастливая пора…
В л а д и к. Странно… Я держал в руках знамя только один раз в жизни, в пионерском лагере. Мне его нести перед строем дали — за хорошее поведение…
Я к о в. Следы пуль.
В л а д и к. А что в этой полевой сумке?
Я к о в. Документы кое-какие. Военные карты, трехверстки. Списки потерь личного состава, наградные листы. Теперь надо сдать все это.
В л а д и к. Ничего себе! В дупле…
Я к о в. Иного выхода не было, фашисты наседали.
В л а д и к. А потом что было?
Я к о в. Потом? Осталась нас горсточка… Отбивались, пока могли, — я, Иван Горюнов, Костя Восьмибратченко… Меня захватили в плен простреленного, без сознания… Теперь искать начну своих ребят, однополчан. А то ведь пока было утеряно знамя, полк вроде бы и не существовал… Наш полк. Такой порядок в армии. Знаешь?
В л а д и к. Слышал.
Я к о в. Вот те на! У меня здесь такой клад, а у тебя — ничего! Я тебе подарю одну штукенцию, чтобы тебя не мучила черная зависть.
В л а д и к. Свинец?
Я к о в. Это свинец от пуль, которыми я уложил двух типов.
В л а д и к. Сувенирчик…
Я к о в. Морщишься? Благородный ты очень… Ладно, давай назад.
В л а д и к. Нет.
Я к о в. Эти пули были вещественным доказательством на суде. А потом в мою камеру заглянул стражник. «Возьми, — говорит. — Я украл из шкафа следователя твои пули. И выплавил из них свинец». Стражник еще добавил: «На твоем месте я сделал бы то же самое».
В л а д и к