Драмы и комедии

А г а ф ь я. Лиза. Мы питерские, Агафьюшка, баррикадные! Товарищи… «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов…»

Коммунары подхватывают гимн. Бандиты подталкивают их прикладами, стегают плетьми. Но что это? Со стороны села, все усиливаясь, доносится набатный звон, рев толпы. Петька оглядывается и от страха вбирает голову в плечи.

А г а ф ь я. Товарищи, глядите, мужики…

П е т ь к а  загнанно метнулся и побежал. За ним пустилась и его орава. Разъяренные, крича и размахивая кольями, топорами, вилами, влетают на стан крестьяне. Впереди всех  С а м о й л о  П е т е л ь к и н, среди других  А н и с и м  О х а п к и н.

И в у ш к и н. Товарищи…

Крестьяне обнимают коммунаров, развязывают им руки.

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Слава тебе господи, успели!

В т о р о й  к р е с т ь я н и н. Гляньте, каким зайцем Тельнихин по степу скачет…

Хохот, слезы, объятия.

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Семен в исподниках примчал!

В т о р о й  к р е с т ь я н и н. А ты-то сам?

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Фу-ты, женкина кохта…

Д е д  с  д у б и н о й. И какая муха меня, дурака, кусила? Весь шкилет из-за етих питерских растрёс.

О х а п к и н. Ничего, промялись, дело небольшое.

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Оно конечно, христианские души.

Освободили, спасли коммунаров, и в общей радости, словно бы чужая здесь, Л ю б а ш а… Она стоит в сторонке.

Б о й к а я  б а б е н к а (восторженно трещит). Я, я первая тревогу подняла! Я как увидела…

Г о л о с а  и з  т о л п ы. Самойло первый!

— Иван! Он сразу в мое окно кулаком… А я — на коня!

И в у ш к и н (обняв за плечи Лизу). Держись, Лизок! Мы еще поборемся.

Л ю б а ш а. Лизок…

И в у ш к и н. (подходит к Любаше). И ты нас выручала?! Как узнала?

Л ю б а ш а (не в силах сдержать обиду). Лежать бы вам теперь всем порубанными, ежели б не я!

Многие, не один Ивушкин, услышали эти слова, сразу придвинулись.

И в у ш к и н. Любаша?!

Л ю б а ш а. А ты будто и не видишь меня. Чужая…

Г о л о с  и з  т о л п ы. Она, она, Любаша первая народ подняла!

Все с благодарностью потянулись в ней.

Л ю б а ш а. Мне бы твое словечко — хоть одно! — ласковое… Стыдишься ты меня, что ли? Сойку свою небось обнимаешь… Головой из-за тебя рискнула, не задумалась, а ты…

И в у ш к и н. Значит, из-за меня?

Л ю б а ш а. А из-за кого ж еще? Стала б я из-за этих твоих голодранцев коня гонять!

И в у ш к и н (гневно). Лучше б мне лежать сейчас в балке порубанным, чем слышать такие слова… (Резко отвернулся от Любаши.) Пойдемте, товарищи…

Все ушли. Любаша стоит посреди степи одна. Упала, плачет. Слышится цокот копыт. Появляется  П е т ь к а  с о  с в о и м и  о т р я д н и к а м и.

П е т ь к а. Ты мужиков навела?!

Л ю б а ш а. Я.

П е т ь к а (вынимает из ножен саблю). Стерва…

Л ю б а ш а. Руби… секи… ну! (Она кричит, вся дрожа, и Петька видит, что дрожит она и слезы на глазах ее не от страха.) Только рада буду, Тельнихин. В глаза мне плюнули… Руби!

П е т ь к а (опустил саблю). Вона…

Л ю б а ш а. Товарищи… Ох, и покажу я вам!

П е т ь к а. Своими белыми ручками?

Л ю б а ш а. Я и саблю держать умею и стреляю не хуже любого тут.

П е т ь к а. Саблю? Бери, на!

П е т ь к а, поцеловав саблю, протягивает ее Любаше, та берет. Слышится свист. Подхватив  Л ю б а ш у,  П е т ь к а  с  о т р я д н и к а м и  быстро уходит.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Горница в избе Анисима Охапкина. За окнами шумит непогода — ветер, дождь. Дочурка Охапкина, лет пятнадцати, А н ю т к а, вышивает.

О х а п к и н (входит из сеней). Вроде бы кто-то в огород к нам шмыгнул… Стук в дверь.

А н ю т к а (крестится). Свят, свят…