А н д р е й. В общем, располагайтесь здесь. Где умываться и прочее, пойдемте я покажу.
М а р и я И п п о л и т о в н а. Через двадцать лет…
О л я. Добрый вечер. В гастрономе клубника. Откуда-то с юга. Весной пахнет. Это вам, Мария Ипполитовна.
М а р и я И п п о л и т о в н а, взяв пакет, выходит.
А н д р е й. А мне что?
О л я. Трепач. Ты как-то подозрительно светишься. Опять были твои дружки?
А н д р е й. Оля, сейчас в ванной комнате, слышишь, плещется человек из Москвы. Да, приехал к нам. И привез весть о моем отце!
О л я. Жив?
А н д р е й. Нет. Но погиб он героем.
О л я. Расскажи.
А н д р е й. Потом.
О л я
А н д р е й
О л я. Как?
А н д р е й. Одно лицо, но как бы в нескольких снимках сразу. Лицо, лицо… Наплывает из темноты и тут же, рядом, второе, третье…
О л я. Вот насмотрелся-то, бедняжка.
А н д р е й. Еще сеанс заказал. Отличный парень этот архивист… А какой любопытный. Знаешь, мы недооценивали эту черту. Любопытство… Что посылает меня в море? Я хочу видеть. Любопытно мне все: люди с незнакомой речью, огромные деревья, усыпанные цветами — розовыми, большими, как подсолнух, женщины в одеждах ярче птичьего оперенья.
О л я. Женщины?..
А н д р е й. Если бы я захотел в карикатуре изобразить человека будущего, я нарисовал бы хитрющую физиономию с длинным-длинным носом, как у Буратино!
Н и н о ч к а. Здрасти.
А н д р е й. Здравствуй, Матрешка.
Н и н о ч к а. Андрей Васильевич, я не Матрешка — я Ниночка.
А н д р е й. Тсс, Матрешка, не рассуждать. Садись, садись к столу; знаешь, какое у нашей бабки варенье? Вот, быстро хватай ложку и сувай в рот.
Когда отломишь диплом за среднюю?
Н и н о ч к а. Еще год. Десятый класс.
А н д р е й. Отметки паршивенькие, танцуешь много?
Н и н о ч к а. По способности.
А н д р е й. Заканчивай — и давай в монастырь.
Н и н о ч к а. В женский или мужской?
А н д р е й. Краболовное судно — слыхала? Там обычно женщин работает много. Вот тебе и будет монастырь. Волны да небо месяцев на пять, на шесть. Хочешь не хочешь, а за учебники возьмешься.
Н и н о ч к а. Спасибо. А китобои тоже уходят на много месяцев? Я, пожалуй, в китобои.
А н д р е й. Это почему?
Н и н о ч к а. Там ребята классные.
А н д р е й. Нельзя, Матрешка, у нас мужской монастырь.
Н и н о ч к а. До свидания. Хороших вам вестей!
А н д р е й. Спасибо, сегодня уже были…
О л я
А н д р е й. Климат — Сингапур.
О л я. А ты помнишь, что написал?
А н д р е й. Конечно, не помню.
О л я. Врешь.
А н д р е й. Мало ли что взбредет в голову, когда возвращаешься из Антарктики, где видишь только айсберги, китов да сдираешь сосульки со щек и бровей.
О л я. А ты вспомни и скажи.
А н д р е й. Ты письмо-то прочитай, там кое-что все-таки есть.
О л я. Вот это кое-что ты мне и скажи — вслух, своим голосом.
А н д р е й. Да ну…
О л я. Я слушаю, я слушаю…
А н д р е й
О л я. Говори.
А н д р е й. Я крепко запомнил тебя маленькой синеглазой молчаливой девочкой. Так крепко запомнил тебя маленькой, что до сих пор оберегаю тебя. Если тебе это хоть немножко поможет, я с тобой всюду: когда идешь по темной улице ночью и тебе страшно, когда собираешься выступать на комсомольском собрании и пересыхает в горле, когда ты далеко заплываешь и остается мало сил, чтобы вернуться к берегу.
О л я. Хорошее письмо… Ты помнишь — мы бежали, опаздывали на электричку? И у меня лопнул ремешок на босоножке. Ты очень смешно связывал ремешок, зубами.