Читаем Драмы и комедии полностью

М а р и я  И п п о л и т о в н а. Товарищ Ивасюта специально командирован. (Ивасюте.) Все, что у нас сохранилось, — все в вашем распоряжении, Сергей Матвеевич. Письма разных лет, дневники, фотографии…

И в а с ю т а. Давайте, пожалуйста, давайте мне все это скорей.

А н д р е й. Есть! Бабуля, пойдем пороемся в твоих тайничках.

И в а с ю т а. Вот это оперативность!


А н д р е й  и  М а р и я  И п п о л и т о в н а  выходят.


В а л е р и й. Заграничное письмо? Покажи! От кого?

О л я (направляясь к выходу). От папы римского.

В а л е р и й. Покажи, покажи, Олька! (Уходит вслед за Олей.)

И в а с ю т а. Мне не терпится поговорить. Тихо, раздумчиво, не торопясь… Извините, пожалуйста, мой потребительский подход. Все-таки дело есть дело.

К л а в д и я. Трогательное вы существо, Сергей Матвеевич. Сколько вам лет?

И в а с ю т а. Двадцать девять; но все почему-то дают меньше.

К л а в д и я. Сергей Матвеевич, дорогой мой, я предоставлю вам некоторые материалы, с удовольствием… Но приоткройте мне, пожалуйста, ваш взгляд на судьбу Качурина. То есть, я хотела бы понять… А может, не нужно перегружать вашу память подробностями?

И в а с ю т а. Больше, больше подробностей! Это мне и надо. Даже маленькие подробности жизни такого человека…

К л а в д и я. Какого «такого» человека?

И в а с ю т а. Я иду по следам бессмертного героизма. Василий Качурин совершил свой подвиг в плену, в нечеловечески тяжких условиях.

К л а в д и я (с подъемом). Да, да, он всегда был какой-то необыкновенный.

И в а с ю т а. Когда вы с ним познакомились, Клавдия Иосифовна, скажите, пожалуйста?

К л а в д и я. С удовольствием. В сороковом году. Уже тогда он был известный летчик, орденоносец, воевал в Испании.

И в а с ю т а. Простите, он тогда был женат?

К л а в д и я. А?

И в а с ю т а. Он тогда был женат?

К л а в д и я. Нет. Жена его умерла двумя годами раньше. Андрюше уже было четыре года, а Олечке…

И в а с ю т а. И вы… вы… стали его женой?

К л а в д и я. Как вам сказать… Василий вечно кочевал с аэродрома на аэродром… финская война, потом началась Отечественная… Но в общем, конечно… Да вы почитайте его письма ко мне! Конечно, фактически я была его женой! Без формальностей, правда. Согласитесь, ведь регистрация брака далеко не самый верный признак супружества.

И в а с ю т а (глубоко увлечен). Спасибо, спасибо. Его письма. (Делает пометку в блокноте.) Брошюра моя — лишь первая ласточка. Подвигом Качурина заинтересовались кинематографисты. Мне думается, о нем создадут фильм, только бы хороший…

К л а в д и я. Я предоставлю все, все материалы!

И в а с ю т а. Возможно, ему даже поставят памятник в вашем городе.

К л а в д и я. Да? А я могла бы подсказать скульптору! У него была… знаете, когда он улыбался… появлялась такая характерная складочка… Вот здесь. (Показывает.) Она не всегда получалась на фотографиях.

И в а с ю т а. Как хорошо вы волнуетесь! Жаль, что вы не носите его фамилию.

К л а в д и я (в высшей степени возбуждения). Ну, это же формальность, пустяк! Ведь я вам говорю… Если воздух, полет были его стихией, то его сердцем была я… Мне могла бы позавидовать сама Беатриче, воспетая Данте… А мою Олечку… Бывало, возьмет на руки… возится с ней, ну прямо как с родной… (Замолчала вдруг, как бы захлебнулась, осененная мыслью. Отошла, утирая слезы, закурила.) Простите… Как глупо все это получилось, глупо, что мы тогда не зарегистрировались! Носили бы теперь гордую фамилию — память о героическом отце…

И в а с ю т а. Простите… в каком смысле — отце?..

К л а в д и я. В самом прямом! Он — отец. В общем, Олечка — наша дочь… Вот, открылась, вам — первому.

И в а с ю т а. И вы скрывали?

К л а в д и я. Да. Были причины, были… Я объясню вам… если хотите — всем! Его дочь должна носить его фамилию. Иначе — просто несправедливо! Поверьте, в его славе есть частица и моей души. Я буду ходить к памятнику… Мы будем ходить вместе с дочерью… И — розы, свежие розы даже холодной зимой будем приносить ему… Вы для меня — совершенно незнакомый человек… Ну, милый, милый! — но совершенно незнакомый, и я открываю вам затаенные глубины души… И как это вы меня к себе расположили?


Входят  М а р и я  И п п о л и т о в н а  и  А н д р е й.


А н д р е й. Мы для вас кое-что подготовили, Сергей Матвеевич. Когда посмотрите?

И в а с ю т а. Когда угодно.

М а р и я  И п п о л и т о в н а. Объединимся за чаем, ради гостя?

К л а в д и я. Замечательное предложение.


Входит  О л я, одетая в сари.


А н д р е й. Здравствуй, Калькутта!

К л а в д и я. По какому случаю, Ольга?

О л я. Андрюшин подарок.

М а р и я  И п п о л и т о в н а (ласково улыбнулась Оле). Помоги мне собрать на стол.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман