Читаем Драмы полностью

И два часа за сутки сна…

Не Пушкин, а все-таки публикуют. А я, Платоша, за эти шесть годков черт те сколько должностей и профессий продегустировал. А все не тот букет. Кислятина. Чем я хуже других, а, Платоша?

Платонов. Да вроде бы и ничем.

Куклин (постучал по лбу). Не пшено. Характер? Раздражаюсь с годами, но терпимо. На службе не теряюсь. В обществе — не лишний. Анкета — анкетой. Диплом? Пожалуйста. А все — мимо. Так, вспомогательные плавсредства. Вроде танкера или баржи, что тебя в открытом море горючкой и пресной водой будут заправлять. Ты — дальше, в тропики, в края волшебные, которыми мы в детстве, бывало, только и бредили, а баржа — назад, к родимому причалу, где небось воняет прошлогодней селедкой. Каждому свое. Тебе — за экватор, мне про тебя — рапорты в Москву. И еще дрожать дрожью, что начальнику отдела стиль не понравится. Борьба за мир, демобилизация, годик простучит, звездочку не добавят — служебное несоответствие. Под мягкую шляпу, на гражданку? А что? А куда? А кем? Газировкой торговать? Теперича автоматы. Официантом? Так ведь тоже талант надо — подносы таскать.

Платонов (задумчиво). Во всем надо талант.

Куклин. Жить уметь надо — талант. Плюс везение. Иначе пропадешь, пока нет полного коммунизма. Это я тебе точно говорю, по личным наблюдениям. Насмотрелся в людях. И о тебе, Платоша, часто думаю, слежу мысленно за твоей службой, как за своей. Вот у тебя все — не в клеточку, так в полоску. Кружки, целина, Алтай и прочее. И по линии боевой подготовки — не тронь меня. В штабе флота все доложили нашей группе — и про приз флота, и про то, что по огневым и тактическим — первач, я уже в Москву звонил, докладывал. Вырвался, Платоша, на оперативный простор и развиваешь успех. Пусть неудачник плачет.

Платонов. Вон ты какой стал.

Куклин. Какой?

Платонов. Умный.

Куклин. Я-то умный? Ты — умный. Я — дурак дураком. (Задумчиво). Это у нас семейное. Возьми — Мария. Казалось бы, не женщина, Уолл-стрит. Крупно шла. Влюблена была в тебя, дело прошлое, феерически, но… сумела побороть эмоции. Что поеживаешься? Правду говорю. Светличный тоже шел мощно, уже котировался на контр-адмирала. Поди угадай, что у него сердце больное, загнется. И сестренка — мимо. Кибернетика в этом вопросе бессильна. Осталась дальневосточной вдовой. Вчера был у нее, на восьмом километре. Пил «пять звездочек». Виду не кажет, но фактически села на банку. Смотрю, слушать тебе неприятно. (Платонов молчит). А я думал — ты кругом счастливый. (Неожиданно). Встречаешься?

Платонов. Нет.

Куклин. Ну, правильно. Конспирация. Семья так семья. Эх, Машенька… «ты здесь жила и пела, мне, жениху, ковер ткала». (Пауза) А как Аня?

Платонов. Нормально.

Куклин. Маша доложила — обе девочки у тебя?

Платонов. Ага, обе. (Стук в дверь). Да!

В каюту врывается Часовников. Бледен.

Часовников. На пирсе только что… Не хочу верить, не могу.

Платонов. В чем дело? Со Славкой хоть поздоровкайся.

Часовников. Виделись. Зуб только что на пирсе: «Лично я — за, скажи спасибо корешкам». Врет? Что это значит? Тут, на Востоке, у меня по большому счету — один корешок.

Платонов. Я и вычеркнул.

Пауза.

Часовников. Разрешите идти, товарищ капитан третьего ранга?

Платонов. Дурачок ты.

Часовников (звенящим голосом). Товарищ капитан третьего ранга, разрешите идти?

Платонов. Садись.

Куклин. Да садись ты, психический.

Часовников. Славка, рухнуло все, какая низость. Росчерком пера! Чего его нога хочет. Низость!

Куклин. Костик, сохраняй хладнокровие.

Часовников. Так предать может только…

Куклин…лучший друг, больше некому. Ребятки мои, ребятки! В кои-то веки свиделись, душу бы отвести, а вы сами создаете трудности и сами их героически преодолеваете.

Часовников. Пойми, Славка. В первый список на демобилизацию не попал, ладно, жду — во второй включили, до вчерашнего дня иду железно. И вот — задробили. Кто? Кто задробил?

Куклин. И третий список будет, и десятый. Мамочка, демобилизация неизбежна, как крах капитализма.

Часовников. Судьба решается, а ты паясничаешь.

Куклин. Решилась твоя судьба — и (ласково) к счастью для тебя, Костик. На ближайшее время, во всяком случае. Будешь служить, хлопчик. На «ты» с этим идолом, на «вы» будешь.

Часовников. Силком?

Платонов. Надо — и силком.

Куклин. Не можешь, миленький, делать то, что тебе нравится, пусть тебе нравится то, что ты делаешь.

Часовников (не слушая Куклина, лихорадочно, Платонову). Кому — надо? Тебе?

Платонов. Тебе.

Часовников (с вызовом). Что мне надо — тебе лучше знать?

Платонов. Лучше.

Куклин. Друг он тебе или кто?

Часовников. Был.

Платонов. Дурачок ты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное
Он придет
Он придет

Именно с этого романа началась серия книг о докторе Алексе Делавэре и лейтенанте Майло Стёрджисе. Джонатан Келлерман – один из самых популярных в мире писателей детективов и триллеров. Свой опыт в области клинической психологии он вложил в более чем 40 романов, каждый из которых становился бестселлером New York Times. Практикующий психотерапевт и профессор клинической педиатрии, он также автор ряда научных статей и трехтомного учебника по психологии. Лауреат многих литературных премий.Лос-Анджелес. Бойня. Убиты известный психолог и его любовница. Улик нет. Подозреваемых нет. Есть только маленькая девочка, живущая по соседству. Возможно, она видела убийц. Но малышка находится в состоянии шока; она сильно напугана и молчит, как немая. Детектив полиции Майло Стёрджис не силен в общении с маленькими детьми – у него гораздо лучше получается колоть разных громил и налетчиков. А рассказ девочки может стать единственной – и решающей – зацепкой… И тогда Майло вспомнил, кто может ему помочь. В городе живет временно отошедший от дел блестящий детский психолог доктор Алекс Делавэр. Круг замкнулся…

Валентин Захарович Азерников , Джонатан Келлерман

Детективы / Драматургия / Зарубежные детективы