Драмы

Петрункевич. Ваше императорское величество! Смута и крамола охватила все государство. Крайние революционеры возбуждают одну часть населения против другой, они натравливают народ на помещиков, на фабрикантов. После Мукдена и Ляояна, после Порт-Артура и в особенности после Цусимы…

Николай сердито морщится.

…народ подозревает изменников решительно во всех: и в генералах, и в советчиках ваших, и в нас, и во всех «господах» вообще. Вот грозная опасность, требующая единения сил, ваше императорское величество! (Замолчал, низко опустив голову).

Белокопытов. Крамола, ваше величество, наш враг, как и ваш. Успокоить народ надобно, от крайних революционеров его оторвать, ужасы революции предупредить… А то как во Франции будет, а то и похлеще… Оторвать бы народ от крайних, выборных созвать, ваше императорское величество… (Замолчал, склонив голову).

Николай (подернул плечом, вынул бумагу из кармана, читает без всякого выражения). «Благодарю вас, господа, я рад был выслушать вас. Отбросьте ваши сомнения. Моя воля, воля царская… (остановился. Посмотрел на Витте, Витте сделал шаг вперед, умоляюще посмотрел на него. Неловкая пауза. Откашлялся, заканчивает) созвать выборных от народа — непреклонна». (Спрятал бумагу).

Депутаты молча кланяются. Царь, кивнув головой, покидает зал. Все провожают его в молчаливом и почтительном поклоне. Около Витте он задерживается.

(Тихо). Трепов прав. И тех и других. (Уходит).

За ним гофмейстер двора.

Петрункевич. Новая эра, господа! И эта царственная уверенность. «Моя воля — созвать выборных от народа — непреклонна». Эпос, господа!

Белокопытов. Венценосец-с! (К Витте). Правду-матку его величеству резали, а будто бы без обид обошлось, доволен остался, а?

Витте (задумчиво). Дворянство не хотело делить пирога с буржуазией, буржуазия — с дворянством, а пока подобрался к пирогу зверь, который не остановится перед тем, чтобы проглотить и тех и других. Он сломал прутья клетки, вырвался на улицу, он ревет во всю мочь, он страшен, господа, и численностью и, главное, тем, что терять ему нечего. А нам, господа, есть что терять. (Резко). И вам, господин Петрункевич, пора перестать салфетками махать на банкетах. Или отдать страну на растерзание стихийным силам, главарям революционной улицы, или смело стать во главе охватившего страну движения — в этом отныне я вижу вашу историческую миссию, господа!..

Петрункевич. Мы исполним наш долг до конца.

Скреблов. Позволю, ваше сиятельство, напомнить уважаемым депутатам о том, как была взята Троя. Греки вошли в крепость, спрятавшись в троянском коне. Нам всем без троянского коня не выдюжить, ваше сиятельство.

Вошел гофмейстер.

Гофмейстер. Его императорское величество соизволили всемилостивейше пригласить господ депутатов откушать царской хлеб-соли… Пожалуйте, господа!

Депутаты кланяются и направляются к дверям. Лакей преграждает Петрункевичу дорогу.

Лакей (бормочет). Перчаточки-с…

Петрункевич. Ах, да! Простите! (С трудом стягивает перчатки, отдает лакею).

Скреблов. Прошу, господа! (Уступает депутатам дорогу. Лакею, тихо). Болван!

Лакей (виновато). Казенные-с…

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

В домике Кругловых за Нарвской заставой. Поздняя петербургская осень. Бедно, чисто, опрятно. Горшки с геранью на окнах. В углу теплится лампада. Ленин работает за маленьким столиком. В сенях, у дверей, на табурете — Круглов. Курит трубку. За окном слышны рев, пьяные крики, звон стекла. Марья Карповна крестится, задергивает занавески. Ленин приподнимает голову.

Круглов. Черная сотня гуляет…

Ленин, кивнув, продолжает писать. Задумывается, встает, подходит к окну.

Ленин (тихо, про себя). До весны? Да ведь нас теперь все равно не спрашивают… (Сел, взял ручку). Раз начав, надо идти до конца… (Быстро пишет).

Стук в дверь.