Дразнилки (СИ)

– Полтора года назад. Пошла гулять с собакой и не вернулась. Следы вели в лес, а затем пропадали у реки. Ни пса, ни Ленку до сих пор не нашли… – Алла моргала так часто, что на ресницах появились капли слез. – Я не понимаю, откуда ты знаешь про Ленку и почему несешь всякую чушь про то, что встретил её здесь. В этой квартире никто не живет. Я съехала на два этажа выше с того момента, как стало понятно, что Ленку не находят. А здесь давно лежит разный хлам, скапливается. Она не могла открыть тебе дверь и отдать ключи. Не могла болтать или ездить с тобой куда-то. Потому что Ленки нет.

– Но я как-то попал в квартиру, – Выхин вытащил ключи, показал. – Откуда им взяться?

Алла нервно пожала плечами:

– Я не знаю.

– Может, это как-то связано с твоим братом тоже?

Если сначала Алла выглядела разозлившейся невесть на что фурией, то сейчас превратилась в испуганную и ничего не понимающую женщину. Выхин присел рядом с ней на корточки, заглянул в слезящиеся глаза.

– Алла, Элка, блин, ты у меня самый родной человечек на земле остался. Никого нет больше. Я не думал об этом никогда. Ты для меня та самая мелкая влюбленная девочка из прошлого, с которой бегали в кинотеатр, ели мороженое… с которой чуть было не поцеловались, понимаешь? Я думал, что забуду тебя навсегда, да вообще обо всем забуду, но не получилось. Как оказалось, такое не забывается. Оно остается в глубине сознания и гложет, гложет как голодный червь. И не остановится, пока не изгложет всего.

– Давай уже, Выхин, – попросила Алла растерянно. – Я ничего не понимаю, ни про Ленку, ни про брата. Расскажи.

Он взял её ладонь в свои руки и крепко сжал. Кожа Аллы была ледяной, жесткой. Вокруг вообще было слишком холодно.

– Я убил твоего брата, – сказал Выхин. – Тогда, в двухтысячном. А сейчас, похоже, он вернулся, чтобы убить меня.

3.

Капустина Выхин нарисовал первым. Вспомнил дразнилку, которая звучала так: «Андрей-бармалей, сделал шляпу из гвоздей», и тут же понял, как должен выглядеть карикатурный враг-подросток.

Он старательно выводил ручкой каждый гвоздь на цилиндре. Специально лишил Капустина одного глаза, пририсовав торчащее острие гвоздя из пустой глазницы. Жаль, синяя паста не могла отразить кровь, скопившуюся на изъеденном червями лице. Впрочем, и так получилось неплохо.

Голоса вокруг одобрительно шептали.

Смотри, как мило!

Вложил душу в этого парня!

Хотели бы мы с ним познакомиться!

Сколько злости в этой ухмылке, во взгляде!

А гвозди, гвозди!

Никто и никогда не хвалил так Выхина за рисунки. Мама относилась к ним с усталостью: развлекается парень, ну и пусть, лишь бы не дергал по пустякам. Отец называл Выхина «художником с большой дороги», и непонятно было оскорбление это или похвала. Разве что отчим несколько раз разглядывал прошлые зарисовки, понимающе хмыкал, а несколько дней назад сообщил, что в доме культуры есть кружок рисования, там его бывшая одноклассница преподает, и если нужно, он может договориться, чтобы Выхина взяли в средине учебного года. Выхин замялся и попросил подумать. Он не был уверен, что хочет рисовать настолько серьезно…

А вот Твари божии были от рисунка в восторге. Их изумление и радость передались Выхину. Он захотел нарисовать ещё кого-нибудь из своих обидчиков и сразу же вспомнил про рыжую Ингу, задаваку, которая несколько дней сидела на скамейке у подъезда, щелкала семечки и наблюдала за окнами Выхина, щурясь на солнце. Тут же её и зарисовал первыми небрежными набросками: «Дурочка-снегурочка, лежала на печи, ела кирпичи». Снегурочка потому, что кожа у нее была бледная и незагоревшая.

Кажется, Выхин испытал физическое наслаждение, когда обрисовывал широко распахнутый рот Инги, набитый кирпичами. Особенно удались осколки зубов, торчащие то тут, то там.

Превосходно!

Великолепно!

Выхин замёрз, поэтому дорисовывал с трудом. Руки не слушались от холода.

– Я скоро вернусь, – обещал он камням, рисункам, голосам и лицам. – Прихвачу новые ручки, тёплую одежду и вернусь!

Однако тем же вечером у него поднялась температура. Выхин будто провалился в сладкую ватную дрёму. Мир вокруг стал мягким и чуть-чуть размытым. В этом мире неторопливо двигалась мама с градусником, а потом с чашкой чая, а потом с шерстяными носками, от которых пахло горчицей. Появлялся отчим, за ним - незнакомые люди. Они тоже двигались неторопливо и вяло.

Появилась Элка – курносый нос – прикладывала холодную ладошку к лбу, что-то говорила, монотонно и убаюкивающе. Элку хотелось обнять и прижать к себе, потому что только она могла унять жар. Но не было сил, и Выхин страдал.