В конце концов градостроительные идеи метаболистов почти не оказали видимого влияния на Японию, которая продолжала развиваться фрагментарным, случайным образом, что объяснялось старой системой землевладения и постоянно возрастающей стоимостью земли. Страна развивалась традиционным для послевоенного времени образом. Несколько реальных построек, которые можно было бы назвать метаболистскими, явно показали слабости данной концепции, и главной из них стал тот факт, что со временем бетон разрушается. Самое культовое здание Курокавы, капсульное здание Накагин, все еще стоит в центре Токио, как магнитом притягивая к себе архитектурных туристов. Колхас и Обрист назвали его «одиноким путешественником во времени, пришедшим из предотвращенного будущего»3233. Спустя более сорока лет после реализации этого проекта «путешествие во времени» совершили два португальских архитектора. Они решили пожить внутри метаболистской мечты. «Нам казалось, – вспоминали они, – что мы живем в чем-то среднем между отелем и научным экспериментом»34.
Однако слухи о смерти мегаструктурной эпохи были весьма преувеличены. Суровая эстетика и искусство строительства из стали и бетона были развиты и доведены до истинного совершенства в архитектуре Араты Исодзаки, Фумихико Маки, Киёнори Кикутакэ и других членов группы 1960 года, а также в творчестве более молодых мастеров, среди которых можно выделить Тадао Андо и бывших помощников Кикутакэ, Тойо Ито и Ицуко Хасегаву. Трое из этих шести архитекторов (Маки, Андо и Ито) получили престижную Притцкеровскую премию в области архитектуры. По иронии судьбы, после 1973 года многие известные метаболисты повернулись в сторону развивающихся стран. Они стали участвовать в модернизации нефтяных государств, которые показали Японии ее уязвимость, активно работали в получивших независимость странах Африки и исламской Азии. Там они проектировали, а порой и строили стадионы, аэропорты, университеты, здания парламентов, дворцы, посольства, отели, курорты и разрабатывали градостроительные планы. По своей амбициозности, масштабу, технической сложности и качеству систем экологического контроля многие эти проекты серьезно превосходили все то, что архитекторам удалось сделать в Японии.
Реально существующие мегаструктуры стали активно появляться в 70-е годы. Самым ярким их примером стали морские нефтяные платформы, в которых реализовались самые смелые мечты метаболистов. Это были огромные города из стали и бетона, построенные на искусственной земле или плавающие в океанах, самодостаточные, обеспечивающие себя электроэнергией и опресняющие воду. Такие платформы собирались из готовых блоков, могли приспосабливаться к условиям окружающей среды и были гибкими. Они в точности соответствовали описанию Морского города, которое Кикутакэ дал в 1958 году: «переносные, автономные, обладающие системой климат-контроля». В 1973 году была изготовлена первая в мире морская платформа, которую установили на разработках Экофиск в Северном море близ берегов Норвегии. Платформу изготовила компания Phillips Petroleum, а разрабатывала ее компания Ove Arup Group, та же самая, что проектировала Центр Помпиду. В начале 70-х годов Кикутакэ возглавил группу исследователей в Гавайском университете, работавших над проектом Акваполиса. Этот плавучий город выглядел в точности как нефтяная платформа. Акваполис был построен в Хиросиме в 1975 году, его отбуксировали на 1000 километров в Окинаву, где он стал японским павильоном на выставке «Экспо-75», организованной в ознаменование возвращения Соединенными Штатами Окинавы Японии. Павильон установили в море и пирсом соединили с островом. Размеры Акваполиса составляли 100 х 100 метров. В павильоне имелся банкетный зал, офисы, выставочные залы, отделение почты и жилье для 40 человек. Хотя Япония не имела собственной нефти, страна активно разрабатывала и строила морские нефтяные платформы и способствовала широкому их распространению.