Филин испуганно вжалась в стенку беседки, вцепилась в запястья подруги. Она не кричала и не билась в истерике. Просто смотрела на неё глазами, исполненными жалости. В её взгляде читалась безмерная жалость к пустоте, что испытывал стоящий перед ней человек. Безмерная жалость и просто-напросто стремление помочь.
Полина разжала кулак, и бутылка глухо упала на диван.
— Ты даже разозлиться по-человечески не способна!
Филин потупила взгляд и, что было сил, отвесила девушке пощечину. И ещё одну. И ещё. Её ладони сжались в кулаки. Она схватила Полину за грудки, прижала к стенке и принялась без устали молотить её. Красивое смазливое личико украшено смачными вмятинами. Из разбитого носика хлещет тёплая юшка. Разъярённая женщина не скупилась на удары. Она яростно толкнула подругу на пол и начала избивать ногами, нанося увечья по печени и почкам. А после — зло припала к ней, схватила за скулы — и жадно впилась в её уста. И выплеснула из себя всю накопившуюся боль, тоску и ярость ударом кулака вниз живота.
Полина взвыла в дичайшей агонии. Она не ожидала такого от своей подруги. Всё случилось настолько внезапно, что она даже не успела сориентироваться. Это она, она тряпка, а не Филин — потому что Филин всё ещё способна двигаться вперёд в отличии от неё самой.
Всё её тело ныло. Ей давно не было так больно. Всё-таки физическая боль хуже душевной, потому что имеет особые последствия.
Филин рыдала над скрючившейся, вжавшейся в пол фигурой. Она обнимала эту дрожащую девушку, прижимала её к себе, осыпала её раскрасневшееся от крови лицо поцелуями, слизывала её слёзы. Она не хотела, не хотела всего случившегося — сама не знала, что нашло на неё — просто что-то внутри будто лопнуло. Это как резинка тянется-тянется, тянется-тянется — хлоп — и рвётся. Вот так и здесь произошло. Ей было больно от того, что она натворила с её бедным усталым солнцем.
Полина тяжело дышала. Она крепко-накрепко закрыла веки, стремясь удержать поток хлынувших слёз. После — слабо подняла дрожащую руку, отстраняя от себя лицо Филина. Перегнулась через её объятья к полу — и её смачно стошнило. Потом посмотрела на рыдающую подругу и повела головой. В следующее мгновение она уже валялась в своих соках, силясь встать.
К черту всё. Здесь её ненавидят. Она никому не нужна в этом мире. И сама виновата — дура! Типичная дура, которая выдумала о себе невесть что, поверила во что-то — и в итоге осталась ни с чем.
— Дур-ра, — повторила Полина вслух, смеясь над собой, идя, пошатываясь, к выходу. — - Самонадеянная напыщенная дура.
Она говорила по слогам и слонялась по беседке, пританцовывая на каждом шагу.
Зелёные спутанные волосы и свитер были окрашены кислотным цветом собственной рвоты. От неё жутко воняло, и внешне она сейчас походила на последнюю шлюху из подворотни, которой в сущности и являлась. Только очень изощрённой шлюхой.
Филин сидела на полу и рыдала.
Полина перекинула рюкзак через плечо. Бросила взгляд на стол с мыслью забрать мобильный, чтобы таки его продать. Взяла аппарат и включила дисплей посмотреть время.
— О, — усмехнулась она, — СМСка пришла.
«
Она прочла текст с особо циничной интонацией. Старалась опустить отправителя как только могла.
— Пошел ты на-а-а-ахуй, — протянула она, выключила телефон и бросила его к себе в рюкзак. После — окинула презрительным взглядом плачущую Филина. Мерзко. Мерзко решительно от всего. Ненависть лютая и абсолютная. Ненависть ко всему. К смердящему миру, к рыдающим влюблённым, к тупой себе. Она бы могла что-то изменить, не будь ей всё равно. А теперь ей было плевать. Ха! Подумаешь — девчонка с кулаками накинулась.
— Что, герой, да? — с вызовом обратилась она.
Филин схватилась руками за голову в ожидании ответного удара.
— Дождалась удобного момента — и набросилась, да? Трахнула, избила — типа изнасилование, да? Да? Оденься, деточка.
Она игриво щелкнула её по носу и направилась к выходу из беседки.
— Да пошла ты… — бессильно взвыла Филин ей вслед. — Я всё равно люблю тебя! Слышишь! Люблю!
— Прощай, раб, — вздохнула Полина и, пошатываясь, покинула беседку.
Так же пошатываясь она пересекла ещё вчера родной двор. Вышла на улицу не так давно любимого городишки. Ей было противно от всего, а в особенности — от себя. Хотелось чем-то вмазаться, да с собой ничего. Была возможность разжиться — тогда отказалась, а сейчас — было бы очень кстати. Ехать она — всё равно вряд ли куда-то в таком состоянии поедет. Нужно хотя бы поваляться где-нибудь, прийти в себя. А ещё её люди могут увидеть. Не то, чтобы её особо волновало общественное мнение — просто могли пристать с расспросами, что было бы очень, очень не кстати.
А ещё жутко ныло между ног. Сучка очень крепко ударила её. Присесть бы где-нибудь… О… Автобусная остановка. Посидеть. Отдохнуть.
Полина обессилено рухнула на лавочку и согнулась пополам. Чёрт… Как же больно…