Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

И мистер Диксон снова пел и снова молился. В нём пробуждалась радость, которая, подобно прелести ночных цветов, исходить из глубины скорбной души. Эта радость священнее и возвышеннее радости, истекающей из наших удовольствий. Сильно ошибаются те, которые полагают, что высочайшее счастье состоит в исполнении наших желаний, в благоденствии, богатстве и успехах во всём. Люди радовались в темницах и под орудиями пытки, и радость их превосходит всякое описание, радость странная и торжественная, непостижимая для них самих. Это было святое спокойствие души, драгоценный перл, снятый умирающим Спасителем с груди своей, и завещанный тем, которые несут крест, не обращая внимания на земные лишения. В эту минуту доктор Кушинг, при всём довольстве, которым изобиловал его дом, позавидовал бы мистеру Диксону, несмотря на его отчуждение и нищету, позавидовал бы потому, что душевное спокойствие редко посещало доктора. Стезя долга была для него утомительна, потому что он не достигал по ней своего высочайшего идеала; изнурённый смутными упрёками совести, и считая себя счастливым только потому, что никогда не испытывал нужды, он не знал, что такое счастье. Он неоднократно осуждал безрассудство своего собрата; но, несмотря на то, раза два посылал ему дружеские письма со вложением пятидолларовой ассигнации, желал ему успеха, просил быть осторожным, и заключал письмо назидательным советом. Наступили сумерки, когда мистер Диксон, подъезжал к грубой деревянной часовне, стоявшей в тени густого леса. По наружности она не имела претензий даже амбара Новой Англии; несмотря на то, в ней раздавались гимны и молитвы, проникнутые искренним и тёплым чувством почитателей истинного Бога. У самых дверей, мистер Диксон, к крайнему своему изумлению, был встречен толпою вооружённых людей, которые, по-видимому, ждали именно его. Один из толпы выступил вперёд и, подавая мистеру Диксону письмо, сказал:

— Прочитай это письмо.

Мистер Диксон спокойно положил его в карман.

— Я прочитаю его после службы, — сказал он.

При этом ответе мужчина схватил его лошадь под узды.

— Читай теперь! — сказал он, — мне нужно с тобой побеседовать.

— Дело в том, — сказал другой мужчина, грубой, зверской наружности, — дело в том, что мы не хотим иметь здесь ваших аболиционистских митингов.

— Друзья, — кротко сказал мистер Диксон, — какое вы имеете право останавливать меня?

— Очень просто, — сказал первый мужчина, — ты нарушаешь законы.

— Имеете ли вы приказание от законных властей задержать меня?

— Не имеем, — отвечал первый мужчина.

При этом второй, выплюнув табачную жвачку, принял на себя труд объяснения, по своему собственному образцу и вкусу.

— Послушай, старый петух; узнай раз и навсегда, что нам до приказаний никакого нет дела: мы делаем, что хотим. Нам не нравится, что ты каркаешь здесь об аболиционизме и вбиваешь чертовщину в головы негров. Кажется, это ясно!

Эта речь сопровождалась взрывом смеха из группы мужчин, стоявших на ступенях часовни и, вслед за смехом, окруживших мистера Диксона со всех сторон.

— Да что с ним разговаривать! Хорошенько его... Так, чтобы шерсть полетела.

Мистер Диксон, сохранявший невозмутимое спокойствие, заметил в чаще леса, в недальнем расстоянии, трёх-четырёх мужчин, которые, любуясь сценой, с зверским наслаждением хохотали и подстрекали первую группу на дальнейшие неистовства.

— Друзья, — сказал мистер Диксон, — я приехал сюда исполнить мой долг; и, повторяю, вы не имеете права задерживать меня.

— А если имеем, что тогда ты скажешь, старая ворона?

— Помните, друзья, что перед судом Спасителя мы будем все, и вы отдадите ответ за этот поступок.

Громкий, язвительный смех раздался из группы под деревьями, и голос Тома Гордона прокричал:

— Он хочет отделаться от вас словами! Что рты-то разинули? Кстати вытяните уж и лица!

При этих словах одни промяукали кошкой, другие пролаяли собакой, и зрители под деревьями захохотали громче прежнего.

— Послушай, — сказал первый мужчина, — ты не должен ездить сюда и ставить ловушки, называя их собраниями! Мы знаем, к чему клонятся твои проповеди, и нам они не нужны! Того и смотри, что будет восстание негров! Куда как хорошо, назначать собрания для невольников и не пускать на них владельцев этих же самых невольников! У меня самого есть негры; и через них я сам невольник; я желал бы отвязаться от них, по не хочу, чтоб в мои дела вмешивались посторонние люди. Да и никто из нас не хочет, неправда ли, друзья? А это отчего всё происходит? Оттого, что люди, которые не имеют невольников, хотят их иметь, не так ли?

— Так, так! Правда! Хорошенько его! — в один голос прокричали окружавшие Диксона.

— Нам дано право иметь невольников, и мы будем их иметь, — продолжал первый мужчина.

— Кто же дал вам это право? — спросил мистер Диксон.

— Кто дал? Разумеется, Конституция Соединённых Штатов. Впрочем, что долго разговаривать: ты теперь попался нам и должен дать обещание, теперь же, не сходя с этого места, что не скажешь ни слова относительно этого предмета.