Подлинный документ, с которого снята эта копия, помещён в Wilmington Journal, 18 декабря 1830. Нельзя без сожаления подумать о состоянии народа, который существует под влиянием таких законов и обычаев. Не удивительно, что люди, преступление которых поощряется законом, охотно предаются самому низкому зверству, самой адской жестокости. Том Гордон сделал в своём доме собрание из людей, которые должны были служить орудием и исполнением его мщения. Все они втайне ненавидели Гарри во время его благоденствия, потому что он лучше их одевался, лучше их был воспитан, и пользовался лучшим, чем они, вниманием и расположением со стороны Гордонов и их гостей. Гарри нередко упрекал их в приёме от невольников вещей, принадлежавших плантации. Само собою разумеется, во дни благосостояния Гарри, все они покорялись ему, как человеку уважаемому уважаемой фамилией; но теперь когда он пал, то, но общепринятому в свете любезному обыкновению, они решились платить ему за своё прежнее унижение удвоенною наглостью. Джим Стокс в особенности питал ненависть к Гарри, который однажды выразился с негодованием относительно низости и зверства его ремесла,— и потому при настоящем случае он охотнее других предлагал свои услуги. И вот, в утро, о котором мы говорим, перед дверьми господского дома в Канеме, собралась смешанная толпа людей, но наружности принадлежавшая к сословию, которое мы называем шайкой разбойников, — людей, полупьяных, развратных, бездушных, как гарпии, явившиеся на пир Энея. Том Гордон имел пред ними только то преимущество, что воспитание и лучшее положение в обществе давали ему возможность, когда он хотел, принимать наружность и употреблять язык джентльмена. Но в тоже время закоснелая грубость его чувств ставила его наравне с ними. Рука Тома всё ещё была перевязана; но в нём никогда не было недостатка энергии, и потому он решился сесть на коня и отправиться вместе с ватагой. В настоящую минуту они выстроились у крыльца, смеялись, произносили ругательства и пили виски, которая текла в изобилии. Собаки с горячностью и нетерпением рвались со свор. Том Гордон, по обычаю старинных вождей, приветствовавших перед битвой войска свои, стоял на галерее.
— Ребята! — говорил он, — вы уже прославили себя. Вы уже сделали много хорошего: вы прочитали этому отвратительному старику такое нравоучение, что он в жизнь его не забудет! Длинноносому Скинфлинту вы задали столько свету, что он увидит все свои заблуждения.
Поднялся общий хохот и смешанные крики:
— Да! Да! Прочитали! Задали!
— В ту ночь, — продолжал Том Гордон, — Скинфлинту, я думаю, не понадобилась и свеча, чтоб видеть грехи свои! Мы сделали ему свечу из его же конуры. Осветили ему всю дорогу из нашего штата, а чтобы он не озяб, то снабдили его платьем. А платье дали ему славное! Не скоро он его сносит, да и не продаст, когда захочет выпить. Не правда ли!
Исступлённые крики заглушили голос оратора.
— Жаль только, что мы не подожгли его самого! — вскричал кто-то из толпы.
— Ничего; на тот раз довольно. Подождите, вот когда вы поймаете этих пресмыкающихся гадин в болоте, тогда делайте с ними, что хотите: это будет в порядке вещей, да и законно. Эти лисицы долго нас беспокоили, долго производили опустошения в наших курятниках, пользуясь нашей беспечностью. Уж за то же мы и поквитаемся. Итак, мы отправляемся ловить их! Надо же когда-нибудь покончить с ними. Успех наш несомненен. Болото должно сдаться и сдастся, когда увидит наше шествие — в этом нет никакого сомнения. Смотрите же, ребята, старайтесь взять его живым; если же нельзя, то стреляйте в него. Помните: за его голову я даю полтораста долларов.
Восклицания исступлённее прежних огласили воздух, и торжествующий Том спустился с балкона и сел на коня.
Глава LI.
Выздоровление Клейтона
Клейтон во время жестокого, описанного нами нападения, получил несколько ударов по голове, которые лишили его чувств. При первом возвращении чувств, он сознавал только одно,— что на него веял прохладный ветерок. Он открыл глаза, и сквозь углубления нависших над ним и качавшихся ветвей, увидел лазурь небосклона. Голоса птиц, щебетавших и отвечавших на призыв других пернатых, слегка касались его слуха. Чьи-то нежная рука клала повязки на его голову, незнакомые женщины, осторожно говорившие между собою, ухаживали за ним и наблюдали каждое его движение. Клейтон снова закрыл глаза и оставался несколько часов в тяжёлом забытьи. Гарри и Лизетта очистили для него свою хижину, но так как наступили роскошные октябрьские дни, когда земля и небо становятся храмом красоты и спокойствия, то они днём выносили больного на открытый воздух, и, казалось, не было средства целительнее этого воздуха. Как воздух, теплота и вода имеют благотворное свойство проникать и наполнять пустоту, так и ослабевшая жизненность человеческого организма может принимать укрепляющую силу, которою одарено растительное царство природы, и избыток которой разливается в воздухе.