-- То, что они насканировали по Деве с вялотекущей длительной инициализацией, можно с чистой совестью использовать в туалете. Даже больше толку будет. Анкерам тренировочного сьюта без разницы, к чьей структуре прилипать, хоть к ТАРКу, хоть к супермонитору, хоть к ялику какому перекатному. А вот на имперских верфях без нормальных данных тебе варсьют делать не возьмутся -- доспех-то что, не сложно новый склепать, а вот самоубившуюся на стендовом тесте из-за рассинхрона и сбоя управляющих контуров Деву -- не вернуть. Оно тебе надо?
-- Рано мне умирать.
-- Вот и я так думаю, Николь. Так что никаких "не хочу" и "не буду" -- после обеда десять минут на перекурить и оправиться -- и ласточками к санчасти.
-- Есть к санчасти после обеда, -- хорошо так, хором в три глотки, гаркнули, аж в ушах немного зазвенело.
-- Дежурных по этажам предупрежу, чтобы после отбоя ещё с полчаса не дёргались -- как раз помыться успеете.
-- Да не... -- попыталась что-то возразить Карина. Безуспешно, впрочем.
-- Никаких "нет", стрекозы. Я ваше время отняла -- мне его и компенсировать. Добрых снов, мелочь, -- и вышла, оставив после себя -- по крайней мере, в моём сознании -- звук отчётливо рвущегося шаблона. Ну вот просто не увязываются между собой образы сурового и необщительного инструктора и милой, улыбчивой девушки.
Попрощавшись с нами, Марина убежала, а Свирь, широко и открыто, совсем по-детски улыбаясь, отправилась в душ.
Перепроверив надёжность закреплённой за окном одежды, как-то разом ощутил состояние душевного перенапряжения и, оставив не заданные Свири вопросы на завтра, завалился спать.
Дефективная
Знает ли кто-нибудь, каково это -- осознавать свою полную бесполезность? Понимать, что ты -- именно ты -- реально можешь приносить пользу, быть полезной, -- быть. Можешь... Могла бы. Не здесь, не сейчас. И, увы, не ты...
Бледнокожая девушка сидит на срезе-ступеньке чудовищного монстра из армированного бетона, именуемого военными -- сухой док.
Сверху ощутимо давят тысячи тонн горной породы, удерживаемой лишь за счёт рангоутов, рёбер жёсткости и усиленных многослойных стен. Странно так: понимать, что вот этот природный купол над головой -- с лёгкостью выдержит попадание МБР, сохранив всё, прикрытое собой, в полной безопасности, убережёт от проникающего жёсткого излучения, и через безумно сложную многоступенчатую систему фильтрации и рекреации -- доставит воздух, очищенный от отравы. И если рухнет -- девушка даже пикнуть не успеет. Наверное, сигналы боли, бегущие от раздрабливаемых, прессуемых участков тела просто не успеют добежать по нервной системе до мозга, чтобы оповестить о наступившем конце.
Девушка встаёт на край среза и идёт, балансируя руками, по самой кромке -- идеально ставя стопу -- так, что подошва простых армейских ботинок, некогда выполненных в окраске "пустыня" -- одной своей половиной остаётся ровно на поверхности -- и второй половиной -- висит над ямой, частично освещаемой тусклыми огоньками дежурного освещения.
Иногда ей хочется отпустить контроль тела, и пусть гравитация решит за неё: продолжать ли ей своё существование, так созвучное в неуловимых интонациях с обросшим пошлыми смыслами словом "функционирование", или же всё закончится в краткие секунды полёта и некоторое время, нужное телу, чтобы осознать количество повреждений и остановить свою работу под пиковыми тактами болевого шока.
Хочется, да... Но, во-первых, она твёрдо знает: даже если упадёт с гораздо большей высоты, с ней, по сути, ничего страшного не случится. А, во-вторых, внутри, где-то под рёбрами, жаркой болью бьётся понимание: это не решит проблему.
Есть и третья причина, конечно, но её и в причины-то вносить как-то... низко? Да, именно так. Потому что тот сильно пожилой мужчина, смотрящий на неё так, как не смотрят даже сёстры, и постоянно радующий всякими сладостями -- он вне категорий. За все годы, проведённые в доке, каждое своё дежурство он разрешает сидеть в его каморке, поит вкуснейшим чаем и рассказывает разные, смешные и не очень, вещи, имевшие место быть в его жизни. И называет её -- внучка. И относится не как к чему-то непонятному и сложному, а как к живому, свободному, разумному -- и полезному! -- созданию.
И она, глядя на этого человека, понимает -- то, что руководит её существом, её сущностью -- оно калечное и неправильное.
И впору бы прокричать об этом, посоветоваться с сёстрами, да хоть просто -- рассказать о наболевшем ближайшей стене... Но -- внутренние жёсткие рамки не позволяют это сделать. Запрещают, ломают волю, давят разум...
А от неё даже толку никакого нет. Все сёстры -- не в пример более сильны, умны, адаптивны, в конце-то концов.
А этот мужчина, суровеющий лицом при малейшей попытке обратиться к нему по званию, каждый раз расплывается в улыбке, слыша её неловкое и смущённое "деда Игнат", и спокойным, ласковым голосом говорит:
-- Нет бесполезных, внучка, есть лишь нерациональное применение способностей вверенного личного состава.