Дрейк. Золотой адмирал

Спустя месяц с того дня, когда сэр Томас Кавендиш напал на селение Намонтак, продовольственный склад оказался таким же пустым, как и прежде. Колонисты, забыв о дисциплине, жадно насыщались на всем протяжении этого обманчивого двухнедельного мира и первых дней осады, и запасы продуктов, которые можно бы растянуть на полгода, были уничтожены за один месяц.

Джилл, поблескивая шоколадными бедрами, склонилась над единственным железным котлом, в котором маленькая хозяйка Питера стряпала еду. Горестно вздыхая, она осмотрела крошечный кусочек сушеной оленины, который вместе с горсткой кукурузы и несколькими моллюсками должен был пойти на приготовление жидкой бурды — мешанины из того, что попалось под руку. Тем не менее она улыбнулась, похлопывая себя по животу, значительно утратившему свою округлость; то же самое произошло и с ее маленькими крепкими грудками.

Питер благодарил Бога, что его гарем не последовал примеру некоторых рабынь-индианок, напяливших на себя нелепые костюмы — жалкую имитацию одежд европейских женщин, — выкроенные из старых материй или изношенной парусины. Рабыни Питера благоразумно отказались надеть на себя что-либо более существенное, чем украшенные бахромой передники из оленьих шкур, почти не скрывавшие их прелестей.

В качестве своей доли из полученного ими выкупа Питер предусмотрительно выбрал браслеты, кольца для украшения ног и ожерелья из роскошной золотисто-красной меди. Первое время ему пришлось трудновато, так как невозможно было одарить служанок равными по ценности вещицами. Джилл набрасывалась на Джейн, вырывая у нее медную серьгу, которую ошибочно считала более ценной, нежели маленькая серебряная подвеска, оправленная в черепаший панцирь.

В целом же, пока оставалась еда, они втроем поживали счастливо. Питер любил понежиться, возложив голову на колени Джейн, в то время как Джилл с упоением копалась в сальных и желтых его волосах, отыскивая каких-либо насекомых. С той поры, как отбыли они из Плимута, в колонии не оставалось, пожалуй, ни одного человека, кто не дал бы на теле своем пристанища всевозможным паразитам.

Когда запасы провизии почти иссякли, Лейн — один из немногих среди колонистов хранивший обет безбрачия — произнес пространную речь, настаивая, чтобы все пленницы были отпущены на волю. Из-за этого возникла угроза открытого мятежа.

— Какая разница? — прорычал Эндрю Госнолд. — Еще несколько дней — и все мы погибнем. А до этой поры давайте лучше хоть спать-то будем в тепле.

— Но может прийти корабль.

— Корабль? — Со всех сторон зазвучал издевательский смех. — Ни за что не отдам свою Сюзан — лучше сам ее съем.

Губернатор, как обычно, накричал, пригрозил и, в конце концов, уступил.

Дня через два Питер сказал своим красоткам:

— Боюсь, что настала последняя ночка, после которой мне с вами уже не порезвиться.

Они, не поняв ни слова из сказанного, но уловив такое знакомое им «порезвиться», весело закивали, заулыбались и обняли его за шею гладкими темными руками.

В ту ночь дурные предчувствия Питера, похоже, оправдывались: в лагере среди дюн, разведя большие костры, воины Чапунки бесновались, колотя во все барабаны и завывая, как волки зимней порою.

Ясно, что они настраивали себя на решительный штурм. Этот дикий концерт продолжался всю ночь, и всю ночь изможденные англичане шагали по брустверу и вспоминали предсмертные вопли О'Даунса.

— Скорее всего, туземцы атакуют нас на рассвете, — шептал своим сонным сожительницам Питер. — Это в духе воинов-дикарей.

Положение колонистов усугублялось еще и тем, что легкий туман, опустившийся перед рассветом, скрыл собою ландшафт — правда, звезды при этом, если смотреть на них прямо вверх, оставались видимыми. Питер протер лук Алекса Портера, приготовил колчан и затем вскрыл замок аркебузы. Запалив у пылающего рядом с хижиной костра медленно горящий фитиль, он сунул его в тот металлический рычажок, который при нажатии на собачку поднимал крышку полка и тем самым приводил огонь в соприкосновение с воспламеняющимся зарядом.

Каким одиноким чувствовал он себя на бруствере, хотя все, кто имел еще силы носить оружие, стояли, согнувшись или присев, с ним рядом и напряженно всматривались в плывущий клубящийся туман. До сих пор сторожевые заставы, выставленные Кавендишем в сотне ярдов за воротами частокола, не подняли тревоги.

Как бы ему хотелось вновь оказаться в хижине, где Джилл и Джейн лежали, уютно свернувшись и тесно прижавшись друг к другу, как пара щенят. Что ж, думал он, очень даже возможно, что на Земле это будет его последнее утро. Ни разу еще с того страшного дня, когда он оказался на рыночной площади города Хантингдона, не ощущал Питер с такой остротой, что смерть поджидает его где-то рядом.