Дрейк. Золотой адмирал

Следуя примеру молодого Томаса Дрейка с «Френсиса», Уайэтт распорядился, чтобы выделили короб морских сухарей, немного батата и ящик копченой говядины. В порыве щедрости он даже пожертвовал кувшин «Амонтилладо» из личных своих припасов.

Шлюпки десятками стали отчаливать от кораблей эскадры, направляясь к жалкой кучке людей на берегу у самой воды, пытавшейся радостно пританцовывать на ослабевших ногах.

Широкая улыбка расползлась по румяному лицу Томпкинса, как только шлюпка «Надежды» подошла достаточно близко к отлогому серебристо-серому берегу острова

— Боже! Да у этих чертей есть бабы. Гляньте, капитан. Или это туземки, или я обезьяна.

Уайэтт, покачиваясь в ритме ударов весел, прищурился на солнечный свет. То, что сказал Томпкинс, было правдой. У воды их поджидало почти столько же полунагих темнокожих созданий, сколько было оборванных пугал.

Колонисты, не дожидаясь, пока лодки подойдут к берегу, шатаясь, входили в море и встречали их по пояс в воде. Вскоре берег кишел англичанами, хлопающими друг друга по спине, хохочущими и с жадностью заглатывающими вино или пиво. Пленницы робко сбились в стороне в отдельную кучку, хихикая, указывая пальцами и с удивлением разглядывая этих крепких краснолицых парней, столь мало похожих на их истощенных и бледных хозяев. Воздух наполнился новостями, вопросами о родной Англии и похвальбой новоприбывших. Была ли война с Испанией уже свершившимся фактом?

Как только киль его шлюпки зашуршал по песку, Уайэтт выпрыгнул и с недоверчивым изумлением уставился на эти худые вороньи пугала. Уж этим-то людям Виргиния никак не могла бы стать раем, расписанным Питером Хоптоном. Вдруг он замер. Эта высокая крупная фигура, эта рыжая, цвета дубленой кожи, грива волос, эта желтая борода! Его кузен так отощал, что Генри не был уверен, что там действительно стоит Питер Хоптон, пока тот не издал восторженный крик и не бросился к нему со всех ног. И вот уже эти двое крепко обнимали друг друга и засыпали вопросами, не ожидая на них ответов.

Позже, когда Джейн и Джилл, явно под сильным впечатлением от красновато-медного лица Уайэтта, его темно-рыжих волос и короткой бороды того же цвета, хихикали над кастрюлей, на этот раз полной до краев, Питер выдавил из себя печальную усмешку.

— Ей-богу, Генри, ты родился под счастливой звездой, — заявил он. — После всего, что ты перенес на родине, тебе вполне подобает иметь такой прекрасный маленький

— Им удобно управлять, — признался Уайэтт, — и я бы не променял его, даже если бы мне предложили судно на двадцать тонн больше. Но для моей цели он все же чересчур маловат. — И он стал рассказывать о своем грузе пушек, торговых товаров и мебели. Еще чуть позже, когда «Амонтилладо» развязало ему язык, он даже упомянул о маленьком коффре драгоценных камней и золотых монет, спрятанном у него под койкой.

— Несмотря ни на что, не буду я проникаться к тебе полной завистью, — засмеялся Питер. — Не буду, пока со мной мои маленькие партнерши по играм в постели. — Он шлепнул Джейн, потом Джилл по ягодицам и подмигнул, — Генри, готов поделиться либо с тобой, либо с любым хорошим другом. Тебе еще предстоит долгое воздержание, я думаю.

Уайэтт бросил быстрый взгляд на «Бонавентур», зеркально отраженный безмятежными водами пролива.

— Хотелось бы мне, чтобы мой хороший друг Хьюберт Коффин, сквайр из Девоншира, мог сойти на берег. Тебе, Питер, он бы понравился.

— А что у него? Получил бубон в Картахене?

Рыжеголовый капитан «Надежды» отрицательно покачал головой.

— Нет. Беднягу снова одолела лихорадка, которая здорово нас потрепала с тех пор, как мы сделали остановку на островах Зеленого Мыса. Странная это болезнь: вроде бы оставит тебя в покое, а потом снова возвращается. Многие из наших, кто ею переболел, лишились рассудка, но Хьюберт, слава Богу, остался в здравом уме.

— Какая досада, — засмеялся Питер, — ведь он бы, возможно, с удовольствием повеселился в компании моих темных служаночек.

Уайэтт колебался в нерешительности. Во время осад и после захвата городов было слишком трудно не поступать в согласии с почти универсальной практикой и не переспать с одной-двумя хорошенькими бабенками. Но он не поддавался искушениям, несмотря на то, что доводы рассудка грубо играли его воображением. У него была Кэт — Кэт, к которой он хотел вернуться без испанского сифилиса или, возможно, побочного брата или сестры для уже родившегося малыша. Если все сложилось благополучно, их ребенку сейчас, подсчитал Уайэтт, уже где-то месяца три.

Его охватило неистовое нетерпение, ведь теперь уже стало точно известно, что, осуществив свое обещание навестить колонию сэра Уолтера Ралея, сэр Френсис Дрейк намерен взять курс на Англию.