Опыты? Какие опыты? Я не осмелилась спросить, что дядя имел в виду, заметив, каким отстраненным стало его лицо, – словно он уже погрузился в обдумывание очередного доклада.
Как можно незаметнее я постаралась выскользнуть из кабинета. Уже у двери меня настиг холодный голос дяди:
– Подумай хорошенько, Вира.
Я не ответила, только вжала в себя плечи и вышла, оставив дядю работать.
Я поднялась наверх, но не вернулась к себе в комнату, а вышла на широкую террасу. На свежий воздух.
В правом углу стояла скамейка, полускрытая кустами самшита и жимолости. Мое самое любимое место, где можно было ото всех спрятаться.
Я прошла туда мимо садков с блестящими черными соляриями, которые, вбирая в себя солнечный свет, казалось, нежились на почти апрельском солнце, словно коты. В подвале у нас был целый резервуар с водой, которую нагревали солярии. Она шла на отопление и в ванные. Воды требовалось много, как и соляриев, поэтому они занимали все свободные солнечные пространства, – большая часть расположилась на плоской крыше, но и здесь, на террасе, их было достаточно.
Убедившись, что на самом деле одна, я отшвырнула от себя туфли, забралась на скамейку с ногами и уткнулась лбом в колени. И наконец расплакалась.
Если бы только мама с отцом были живы. Всё сложилось бы по-другому.
Я вытащила из-под рукава браслет из зеленоватых хризалиев и машинально начала перебирать неровные бусины. Этот браслет – всё, что осталось от мамы. А от отца осталось имя.
Вира – Верная Исполнительная Разумная Аккуратная.
Наверное, в другом городе это могло быть всего лишь странным именем, которое пожелал дать мне отец. Но здесь, в Зенноне, все знали, что это отсылка к клятве камневидцев, которую приносят при поступлении в Академию, к клятве, которую я никогда в жизни не произнесу:
Я клянусь быть верной Закону и Зеннону,
Я клянусь исполнять свой долг перед Академией и городом,
Я клянусь быть разумной и аккуратной…
Если бы кто-то искал в словаре определение иронии, мне бы следовало привести этот пример.
От слез платье на коленях промокло, – так, что Нелле бы не пришлось искать причины ко мне придраться. Но хотя бы мне немного полегчало.
Я подняла лицо к теплому заходящему солнцу. Обычно я любила выбраться сюда, на террасу, – понаблюдать за упорядоченной суетой во дворе, послушать, как тихонько ржут в конюшне кони и проезжают в отдалении по мостовой редкие фаэтоны. И посмотреть на Зеннон.
Но сегодня вид города не принес мне умиротворения.
Терраса выходила на север, и с нее был виден Храм Зеннона с блестящей в солнечном свете покатой крышей и едва ли не такое же высокое здание Совета напротив. Между ними, в самом центре Храмовой площади, возвышался столп, увенчанный миниатюрной моделью корабля, на котором Серра с Иалоном и детьми приплыли к берегам новой земли. За площадью вздымался шпиль Академии Камневидцев.
Но мой взгляд упорно устремлялся туда, куда я обычно избегала смотреть, – вдаль на север, где у границы города темным пятном высилась Башня Изгнания.
Дядя заверил, что меня не могут изгнать из-за моей аномалии. Но почему открывать правду о ней небезопасно? И какие-такие опыты мне в противном случае грозят?
Прозвучал гонг к ужину, и я вздрогнула, но даже не двинулась с места.
Есть ли у меня по-настоящему хоть какой-то выбор?
Сегодня в Садах я уже рискнула, захотела сделать по-своему, и вот что из этого вышло…
Да и если я откажусь от помолвки, то что? Куда я денусь? Зеннон я покинуть не могу.
Сколько времени я провела, рассматривая бесчисленные карты, представляя, что путешествую по Серре, посещаю ее великие города, основанные Первыми: Альвион, Нумм, Аир, Энтану. Но Серры, той Серры, которую нам оставили Первые, больше не было. Выжили Зеннон и Альвион. Остальное – даже острова – поглотили Тени.
Солнце склонилось к западу, растекаясь по небу алыми полосами, и меня наполнила неясная тревога. Скоро должен был загореться световой щит – единственное, что защищало нас от Теней.
Еще маленькой, я как-то спросила Гаэна, который относился ко мне с теплотой, как к собственной внучке Рози: что такое Тени, о которых все так испуганно говорят? Почему мы от них прячемся? Помню, как побледнело морщинистое лицо, когда он ответил:
– Десять лет назад они пришли с севера, из Энтаны. Никто не знает, почему. И никто толком не знает, что они такое. Они приходят с заходом солнца и скрываются с его лучами. Это…сгустки тьмы, которые поглощают людей.
– Как это так? Едят?
– Не знаю, ласточка, – тогда Гаэн меня еще так называл, – можно и так сказать. От человека ничего не остается, только одежда.
От этих слов меня пробрал мороз по коже.
– Разве их никак нельзя победить?
Гаэн печально покачал головой.
– От них спасает только световой щит. Раньше и он был не такой надежной защитой, и временами Тени прорывались внутрь, но, благодаря мастеру Линду, мы можем спать спокойно.
По всему диаметру, насколько хватало глаз, городские стены охватило ровное, холодноватое свечение. Я поняла, что задержала дыхание, и выдохнула.
Зеннон был в безопасности.