Правда, сейчас ему уже было всё равно на то, что сделает с ним отец. Ему надо было просто продержаться первую часть разговора о том, где он пропадал, чтобы всё же перейти ко второй — делу Эрика.
За две недели у Леона было достаточно времени, чтобы тщательно подготовился к этой встрече, и теперь он был уверен, что уж точно справится со всем, что бы ни «вылил» отец ему на голову. Ведь сейчас помощь отца была нужна не ему, а Эрику — человеку, которого он уважал и который уважал Леона в ответ. В мире Леона было только два таких человека — Киран и Эрик, и ради того, чтобы сохранить это взаимное уважение, он был готов на всё. Тем более сейчас Эрику действительно была нужна помощь, а помочь мог только он.
Страже на входе в Крепость Леон приказал передать графу Мэйнеру, что пришёл его сын с ним поговорить. Вскоре он получил ответ, что граф его ждёт в своём кабинете в Башне Графа, и Леона под конвоем повели туда.
«Ничего не поменялось, — равнодушно думал Леон, свободно идя по Крепости в сопровождении двух стражников. — У себя дома, как в тюрьме».
Перед дверью в кабинет отца Леон остановился, мысленно выдохнул, подготавливаясь к предстоящему «разносу», и постучал.
— Входи, — послышался спокойный голос отца из-за двери.
Леон невозмутимо открыл дверь, готовый ко всему на свете, но тут же потерял всё самообладание и с презрением сказал:
— Отец, ты жалок.
Перед ним сидел «забитый» сутулый и поседевший «старик» и меланхолично смотрел в какие-то бумаги в своих руках. На Леона он даже не взглянул.
Леон ошарашено замер в двух шагах от двери, не понимая, куда делся тот вспыльчивый и самоуверенный сорокалетний мужчина, который ещё недавно грозился переломать ему ноги.
Леон не мог увидеть в этом потухшем человек отца, как ни старался.
«Может, моего отца подменили?» — его сознание предложило спасительную мысль.
— Мне это не нравится, — всё так же с презрение продолжал Леон.
— Так уходи, — безэмоционально ответил отец.
«Что значит „уходи“⁈ — не понял Леон. — Как это „уходи“? Куда я пойду?»
— Кто тебя сломал? — резко спросил Леон уже без презрения в голосе.
— Ха! — горько усмехнулся отец.
— Пещера? — уже спокойно спросил Леон, ему даже стало немного интересно.
— Мы из неё вышли без потерь, — равнодушно ответил отец.
— Ты не смог вывезти аметисты? — с сомнением в голосе спросил Леон.
«Это бы лишило его целого состояния!»
— Вывез… — голос отца дрогнул.
— Но? — всё не понимал Леон.
На этот раз отец поднял на него горький насмешливый взгляд:
— А ты сам подумай, сынок.
«Сынок⁈ — опешил Леон, не веря своим ушам. — Он впервые за столько лет назвал меня „сынок“⁈ Не сволочь⁈ Не урод⁈ Не отребье⁈ А сынок⁈»
Леон не знал, что и ответить… Но тут откуда-то из глубин сознания всплыла зеленая с серебром эмблема «Пирс 18» — места, где закончился его первый побег от отца в Марингерде.
— Графиня Дэйне́ра… — осознал Леон, кто мог сломать его отца, и у него внутри всё сжалось.
Он вспомнил слухи о кровожадности графини, которая на своей территории не прощала ничего. Доставалось всем: и своим, и чужим. Даже за косой взгляд в её сторону она могла лично хладнокровно убить человека на месте.
Леон провёл в Марингерде не так уж и много времени, но даже до него успели дойти слухи о том, как графиня без разбора нападала на корабли, входящие в порт или уже стоящие у пристани. Она и её команда могли отобрать весь груз и лишить жизни часть или всю команду. Могли оставить груз хозяевам, вырезать полкоманды, уйти и как ни в чём ни бывало спокойно продолжать дипломатическое сотрудничество после этого.
«Насколько же я тогда накосячил⁈» — с ужасом подумал Леон, вспомнив, что ему говорил Гаррет про «Пирс 18» — что это начало военной части порта графини.
Теперь он видел своими глазами, что может случиться, если один граф отправит своих вооруженных людей на закрытую военную территорию другого графа, пусть и в погоне за сыном.
— Догадливый, — криво усмехнулся отец и вернулся к разглядыванию документов.
«Видимо, его тогда спасло то, что он граф, а графиня Дэйнера не собиралась идти войной на Весталию…» — облегчённо подумал Леон, а вслух грубо спросил:
— Она что, тебя пешком домой отправила?
Отец вздрогнул, но спокойно ответил:
— Что-то сродни этому.
Леон быстро подошёл к столу отца.
— Я смотрю, у тебя было время подумать, — зло усмехнулся Леон, скрывая свою растерянность.
— Я смотрю, ты повзрослел, — всё так же не глядя на Леона, усмехнулся отец. — Уже хамишь мне прямо в лицо.
Леон перегнулся через стол и схватил отца за отворот жилета:
— Ты мне таким не нравишься, отец! — Леон перешёл на крик.
Мир Леона рушился у него прямо на глазах. Каким бы ни был его отец — он был для него прочным фундаментом, его главной опорой в жизни — тем, кто позволял Леону твёрдо стоять на ногах, кем-то абсолютно несокрушимым.
В воображении Леона его отец всегда стоял на высокой неприступной стене, об которую надо расшибить лоб, чтобы тебя услышали наверху. Леон не мог принять того, что кто-то может скинуть его отца оттуда вниз.