Дренг (СИ)

Восточная Англия, пронизанная реками вдоль и поперёк, была удобной мишенью для грабежей, а люди здесь, так или иначе, селились у воды, потому что больше селиться им было негде. Им некуда было даже убежать, тем более, монахам, привязанным к своим книгам, святым мощам и прочим реликвиям.

Некоторое время мы шли под парусом, когда пришлось взять чуть мористее, и нам в лицо хлестал противный мокрый снег, но вскоре он прекратился, и мы зашли в какую-то бухту, оказавшуюся устьем очередной безымянной речки.

— Узнаешь места, Кеолвульф? — спросил я у единственного нашего сакса.

— Нет, здесь я не бывал, — покачал головой он.

Он тоже напросился с нами, но я не желал, чтобы он участвовал в мероприятии, так что Кеолвульф останется охранять «Морского сокола» ещё с кем-нибудь на пару. Опыт, сын ошибок трудных. Вновь остаться без корабля будет уже не смешно, а так даже двоих человек хватит, чтобы поднять тревогу или даже отвести корабль от берега.

И очень скоро мы увидели каменную церковь на острове, окружённую деревянными хибарами. Как раз то, что нужно.

— Давай к берегу! — приказал я.

«Морской сокол» скользнул в камыши, разглаживая жидкую холодную грязь дубовым килем, норманны один за другим начали выпрыгивать на берег с топорами наперевес. Двое остались на борту, караулить, а вот все остальные устремились вверх по склону, к посёлку.

Тут у меня имелось два варианта развития событий. Либо нас сейчас встречают с хлебом и солью как дорогих гостей, либо нас встречают вилами и косами. И уже от этого будет зависеть моё будущее отношение к местным.

Они сами выбрали свою судьбу. Кто-то из местных метнул копьё в Хромунда, видимо, со страху, и нам не осталось ничего другого, кроме как начать резню.

Воздух наполнился криками, мольбами и стонами. Саксы просто ничего не могли противопоставить нам, те немногие мужчины из местного ополчения, что осмелились поднять оружие, умирали без единого шанса.

Я подбежал к дверям каменной церкви, на пороге меня попытался остановить сакс с копьём. Он ударил, целясь мне в брюхо, и я принял этот удар на щит, уходя вправо. Копьё оставило на нём глубокую борозду, проходя вскользь, и я ударил топором сверху, по шлему, разрубая и кожаный шлем, и стёганый подшлемник, и косматую голову сакса.

— Пленных не брать! — проревел я.

Но викинги и не собирались. Фридгейр остервенело рубил топором щит ещё одного храбреца, не подпуская его на расстояние удара тесаком, Токи неторопливо шёл от крыши к крыше, поджигая дома, из которых уже выгребли всё ценное, Лейф и Олаф забавлялись тем, что кололи пузатого священника копьями с двух сторон.

— Оставьте в покое эту ворону! — приказал я. — Пусть он лучше расскажет, где золото!

Этот священник в чёрной рясе, простой, но достаточно новенькой, рухнул на колени, не в силах удержать слёзы. Он не успел добраться до спасительного убежища вместе с остальными, двери церкви закрылись изнутри, оставив его наедине с норманнами.

— У нас нет никакого золота, господин! Мы живём в аскезе! — начал канючить он, услышав мои слова.

— Врёт, — сплюнул Хальвдан.

— Ну так развяжите ему язык, — сказал я. — А в церкви всё равно надо будет пошарить.

Я прошёл к крыльцу, поперёк которого лежал убитый сакс, взглянул на толстые дубовые двери.

— Эй, ворона! Чья это церковь? — спросил я.

— Это монастырь! Святого Ботольфа! — ответил священник, дрожа от страха.

И правда. Кроме мужчин и священников здесь никого больше не было. Ни женщин, ни детей.

— И как преставился Ботольф? — спросил я.

— Господь прибрал его в глубокой старости, господин, — чуть смелее ответил он.

— Повезло ему. Тебе повезёт меньше. Если не желаешь присоединиться к своему святому, лучше расскажи, где золото, — сказал я, доставая из ножен свой тесак.

Священник промолчал.

— Токи! Даг! Наберите соломы, — приказал я. — Подожгите на крыльце и возле окон. Выкурим оставшихся ворон из их гнёздышка. Может быть, среди них найдётся кто-нибудь посговорчивее. А вы, парни, ловите их и сбивайте прямо на взлёте.

Викинги расхохотались, охотно поддержав мою идею, начали сдёргивать полусырую солому с крыш и кидать у крыльца.

Священник так и не заговорил, а пытать его мне не хотелось, поэтому я просто избавил его от мучений одним движением тесака-сакса. Это лучше, чем впустую слушать его крики и мольбы. Раз уж его оставили снаружи во время нападения, то он вряд ли вообще знал, где находится монастырская казна, а если и видел её, то только издалека.

— Думаешь, тут вообще что-то есть? — спросил меня Торбьерн.

— Конечно, брат! Только здесь и стоит искать, — сказал я.

На площади перед церковью постепенно росла горка из награбленного в домах и хибарах, в основном, ткани и домашняя утварь. Викинги тащили всё, что не приколочено к полу.

Солому наконец запалили, и внутрь церкви повалили клубы грязно-серого дыма, сырая и гнилая, солома не могла дать взвиться пламени, а только тлела и иногда пускала оранжевые искорки. Поджечь церковь таким макаром не выйдет, но люди внутри этого знать не могут. А сгорать заживо не хочется никому, даже ради мученической смерти и последующей канонизации.