Дрессировщики

Олег добавил, что прививки надо делать срочно, потому что Пальма могла болеть уже давно, и ушёл. Гриша расспросил отца о том, как проявляется бешенство, и после этого весь вечер бегал в кухню к крану пить воду, чтобы проверить, не начинается ли у него водобоязнь. Он лёг спать в очень мрачном настроении, проснулся на следующее утро тоже не в духе. Но, придя в школу, сразу развеселился.

У школьного крыльца большая толпа ребят встретила его хохотом и громкими криками:

— Вот ещё один бешеный!

— Привет взбесившемуся!

Оказалось, что у Олега в классе, помимо Гриши, было ещё тринадцать ассистентов и всем им нужно было сегодня идти на пастеровскую станцию. Вся школа уже знала об этом, и шуткам по этому поводу не было конца. «Бешеные» не обижались, а, наоборот, сами развлекались вовсю. Среди школьниц нашлось несколько не очень умных девочек, которые боялись подходить к помощникам Олега, считая их заразными. К великому удовольствию всех ребят, ассистенты на каждой перемене гонялись за этими девчонками, щёлкая зубами и страшно завывая.

Когда окончились уроки, несколько десятков школьников задумали провожать ассистентов и дрессировщика на пастеровскую станцию.

Войдя во двор, где помещалась станция, ребята подняли такой шум, что все работники станции повысовывались из окон. Врачи и сёстры сначала рассердились на ребят, но, узнав, что это провожают Олега, о котором они уже слышали вчера от его мамы, и что с ним четырнадцать ассистентов, они сами начали смеяться.

Провожающие остались во дворе, а дрессировщик и его помощники вошли в помещение станции и выстроились в очередь у окошка с табличкой «Запись первичноукушенных». Эта табличка ещё больше всех развеселила. Гриша даже выбежал во двор, чтобы сообщить ребятам:

— Мы теперь не бешеные, а первично-укушенные.

Получив от врача направление на укол, ассистенты вышли во двор. Олег скомандовал: «Первичноукушенные, построиться!»— и все торжественным маршем направились в районную амбулаторию, где ассистентам и дрессировщику впрыснули в животы по порции сыворотки. И хотя уколы были довольно болезненны, всем по-прежнему было очень весело.

После прививок «первичноукушенные» и провожающие кучками разошлись в разные стороны по домам. Бодро шагая рядом с Гришей, Олег вспоминал всё пережитое за сегодняшний день.

— Мы теперь благодаря Пальме на всю школу прославились! — говорил он, улыбаясь. — Хотя нам и уколы теперь делают…

— Угу, зато смеха было сколько! — вставил Гриша.

— Главное, ко всему относиться с юмором, — философствовал Олег, — Если будешь ко всему относиться с юмором, то никакие неприятности тебе… — Он вдруг замолчал, замедлил шаги и скоро совсем остановился, глядя куда-то вперёд.

Он уже не улыбался. Лицо его побледнело и приняло самое разнесчастное выражение. Гриша взглянул туда же, куда смотрел Олег, и тоже как-то весь осунулся.

Недалеко от них на середине перекрёстка стоял постовой милиционер низенького роста, с большими закрученными вверх усами. Секунд пятнадцать ребята молча смотрели на этого милиционера, потом взглянули друг на друга.

— Ой, а лейтенант-то! — совсем тихо, упавшим голосом сказал Гриша.

Олег молчал. Ребята машинально тронулись дальше и долго шли, не говоря ни слова.

— А может, она его не покусала? — сказал наконец Гриша.

— Почём я знаю? — почти шёпотом ответил Олег.

— Может, она вовсе и не бешеная?

Олег вдруг резко остановился.

— А если бешеная? Если покусала? Тогда что?! — вскрикнул он неожиданно тоненьким, пискливым голоском.

— Предупредить нужно, да? — глядя себе под ноги, сказал Гриша.

— Ты думаешь, не надо, думаешь, не надо? А если человек из-за нас умрёт? Тогда что?

— Вот я и говорю: надо.

— Надо, надо! Как ты предупредишь? Пойдёшь и скажешь ему: «Здравствуйте, это мы на вас собаку натравили. Теперь идите делать прививки, потому что собака, может быть, бешеная». Так ты ему скажешь, да? Знаешь, что он с нами сделает?

Ребята подошли к крыльцу старинного особняка, украшенному каменными львами со щербатыми мордами. Олег положил на одну из ступенек свой портфель и сел на него. Гриша сел рядом. Глаза у дрессировщика покраснели, он часто моргал мокрыми ресницами и хлюпал носом.

— Дурак я!.. Нет… нет, не дурак, а просто идиот, что послушался тебя! — причитал он, мотая из стороны в сторону головой. — Послезавтра папа из отпуска приезжает, а я… я ему такой подарочек: «Платите штраф рубликов двести за вашего сына»…

— И ещё из пионеров исключат, — добавил Гриша.

Долго сидели дрессировщик и ассистент на ступеньках крыльца между каменными львами. Лица обоих выражали уныние. Уже давно настало время обедать, но ни Гриша, ни Олег не вспоминали об этом. Оба с тоской представляли себе, как их задерживают в милиции, как вызывают туда ничего не подозревающих родных и как, наконец, па глазах у товарищей снимают пионерские галстуки. И каждый чувствовал, что он не в силах вынести всё это. И каждого вместе с тем мороз подирал по коже, как только он начинал думать о лейтенанте, который мог умереть мучительной смертью из-за их малодушия.

— У него, может, дети есть, — медленно проговорил Гриша.