Древесная магия партикуляристов

Герцог заглянул в кухню и узрел картину величайшей занятости. В воздухе плыли облака пара, такого густого и ароматного, что, казалось, в пору было питаться им одним, не дожидаясь более существенной пищи. Звон стоял невообразимый — возможно, им и впрямь получилось бы поднять мертвецов. А запахи, а запахи! Чего тут только не обонял опытный нос придворного интригана! Тут, кажется, слились в едином порыве остро пахнущий сельдерей и дорогая корица, доставляемая с Востока верблюжьим ходом, кислое дрожжевое тесто соревновалось с тертым сыром «пармезан», аромат жареного чеснока, объединяясь с луковым духом и огуречным рассолом, сражал наповал. Определенную ноту вносила в это разнообразие мокрая собачья шерсть: при кухне жило множество собак. Последние выполняли полезные функции: во-первых, отчасти утилизировали отходы, во-вторых, вылизывали тарелки — ради пущей чистоты и гигиены.

Рютгер, поморщившись, поднес к ноздрям никогда не покидавшей его цветок мака, глубоко вдохнул дурман. Слегка расслабив, таким образом, ход своих мыслей, обычно напряженных, подобно скрипичным струнам, он вышел на середину кухни и замер.

Эффект был поразителен. Работа на кухне на мгновение замерла, и все взгляды обратились к герцогу Марофиллу.

— Доброго вам утра, — бросил Рютгер в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь. Впрочем, и это уже было много больше, чем аристократы обычно позволяли по отношению к слугам, особенно к слугам столь низкого ранга. Поварихи были обескуражены донельзя, а одна девчонка даже выронила поддон, в который выскребала золу из очага. Грохот разнесся по всей кухне.

— И вам доброго утра, господин, — раздались нестройные голоса тех, кто не был еще окончательно парализован созерцанием Рютгера. А там было, от чего парализоваться.

В свои сорок два года герцог еще пребывал в полном расцвете сил, отличался прекрасным цветом лица и нежелтыми белками. Что касается черт его, то Марофиллы едва ли ни с момента объединения Гвинаны славились мужской красотой — точно так же, как, к сожалению для Лауры, отсутствием красоты женской. Волосы Рютгера, благодаря его неустанным стараниям, отросли до пояса и приобрели оттенок не просто светлый, но почти белый, так что лишь наметанный глаз опытного парикмахера мог отличить его от ранней седины. Герцог был высокого роста, который увеличивал до ошеломляющего с помощью туфель на красных лакированных каблуках. Наконец, одеваться он предпочитал по последней моде, но неизменно в белое, что считалось в Гвинане цветом траура. Особую изюминку в его стиль вносила искуснейшая вышивка светло-бежевым, едва различимым на ткани шелком.

Надо ли объяснять подробно, какое впечатление производил Рютгер на лиц неподготовленных и даже относительно подготовленных, каковыми и были королевские поварихи, навидавшиеся всякого за время службы во Дворце-на-Куче?.. Думаю, мы оставили достаточно намеков, чтобы читатель мог самостоятельно вообразить себе это потрясение.

Даже запахи, устыдившись, как-то притихли. Правда, Рютгеру пришлось отмахнуться от особенно наглого тухлояичного душка, посмевшего сунуться в район его плаща.

— Итак, — продолжил герцог, — вы знаете, исключительно от скуки… До меня дошел слух, что через кухню готовится и едва ли не совершилось уже покушение на Его Величество. Вы можете мне что-то поведать об этом?

Поварихи переглянулись, и, после недолгого молчания, самая толстая из них — вероятно, самая опытная, — нервно вытерла руки о передник и выдала:

— Так это ж… это ж все они, вашсвелось, точно! Вот ни на столечко сомнений нет!

— Кто «они»? — спросил Рютгер скучающе.

— Этот… Орден Одинокой Чашки.

На несколько мгновений Рютгер замер, ибо уже для него настал черед впадать в ступор. Герцог мысленно перебирал все многочисленные организации, на которые Гвинана вообще и Варрона в частности были так богаты: всевозможные объединения, содружества и клубы, лиги героев и дружеские союзы, гильдии и студенческие общества, религиозно-рыцарские ордена (отличались они между собой такими мельчайшими тонкостями, что большинство давно уже плюнуло и даже не пыталось отделить одно от другого, справедливо полагая, что человек религиозный всегда найдет, за что и с кем повоевать), устоявшиеся разбитные пирушки и известные разбойничьи банды. Увы, ни одна из этих групп не носила подобного названия — а у Рютгера была превосходная память на такие вещи, ибо, по его опыту, именно от них чаще всего всего исходило беспокойство для властных структур.

— Это название ничего не говорит мне, — взмахнул Рютгер рукой и лукаво прищурился. — Ах, все моя рассеянность, должно быть! Но это ужасно интересно! Продолжайте, добрые кухарки.

Тут уж под взглядом чудаковатого придворного женщины осмелели совершенно — не настолько, понятное дело, чтобы перейти границы приличий, но вполне достаточно, чтобы вполне связно поведать Рютгеру душераздирающую историю Ордена Одинокой Чашки.