Древесная магия партикуляристов

К сожалению, жизнь в очередной раз доказала сущую абстрактность слова «никогда» и относительность любых количественных оценок. Матиас жил с общиной всего два месяца, когда начались гонения, и пришлось бежать за океан.

Именно тогда умерла женщина, которая заботилась о Матиасе — ее звали Катерина, и у нее был очень добрый голос, — и наставником Матиаса стал Колин Аустаушен. До того Колин входил в Совет Общины и был слишком занят, чтобы уделять внимание мальчику — единственному ребенку среди них. Матиас его даже побаивался. Однако Колин оказался очень добрым человеком, замечательным учителем — и вообще лучше всех.

Учитель никогда не кричал на Матиаса. Если Матиас делал что-то не так, Колин Аустаушен только вздыхал утомленно, ну, в крайнем случае, мог посмотреть слегка укоризненно. Еще он почти никогда не наказывал. Иногда холодно говорил: «Полагаю, ты уже сожалеешь о своем поведении, Матиас».

Матиас сожалел. Еще как.

Самой тайной, самой сокровенной его мечтой было, чтобы Колин Аустаушен позволил бы называть себя отцом. Или хотя бы сказал Матиасу что-нибудь вроде «Я горжусь тобой, как сыном». Но увы: хотя учитель часто хвалил его, таких слов он ни разу не произнес. Если бы Матиасу сказали бы, что он должен ради этой фразы умереть — он умер бы, и умер счастливым.

А вот теперь они и Учителя убили.

…О Марофиллах они говорили только один раз.

Матиасу тогда было двенадцать лет, и из одиннадцати членов Общины, пересекших океан, восемь еще оставались в живых. Разумеется, все уже поняли, что смерти начались в связи с массовой вырубкой в Гвинане, и уже осознали, что каждый может стать следующим, но взрослые еще не примирились, а Матиас так тем более.

— Мастер… — начал Матиас.

Он тогда сидел на полу и разглядывал пергаментный альбом с гравюрами, который Колин за несколько дней до того купил по случаю у кого-то из вновьприбывших. Люди, только что сошедшие с корабля, часто испытывали трудности с деньгами.

— Да, Мати? — спросил Колин, отрываясь от своих записей. Он сидел в кресле за столом и вел дневник.

— Скажите, мастер… но ведь все-таки кто нас преследует? — Матиас как раз рассматривал гравюру, на котором Верховный Бог побеждал своего отца и заточал его в Сердце Хаоса. — Я имею в виду… ну кто хотел нашей смерти?.. Кто сейчас рубит деревья? Вы говорили мне, что король только определяет общую политику, но ведь… но ведь кто-то же отдавал приказ!

— Ах… — Колин откинулся на спинку кресла, потер подбородок. Улыбнулся. Сказал грустно. — Мати, ты задаешь очень интересные вопросы… даже не ожидал. На всякий интересный вопрос очень трудно ответить. Взять тех же Марофиллов… Да, герцог Рютгер Марофилл и тогда был, и сейчас есть, неофициальный глава тайной полиции и Следопытов Короны, но означает ли это, что он мог повернуть колесо репрессий в другую сторону?.. Укрепление власти — это не шутка. Государства и короли идут своими путями, и не всегда ты можешь что-то изменить, даже если находишься, так сказать, у руля.

Для Матиаса все эти рассуждения были слишком сложными. Поэтому он спросил:

— Рютгер Марофилл?.. Это он отдал приказ о нашем преследовании?..

— Ну, я бы сказал, что там все было несколько сложнее… — вздохнул Колин Аустаушен. — Мати, сложнейшие интриги сплелись, ставкой были судьбы тысяч людей… Я, разумеется, не могу простить тех, кто рубили деревья и убивали наших родичей, но ты должен понимать, Мати, что с их точки зрения альтернатива выглядела еще хуже.

— Я не понимаю… — произнес сбитый с толку Матиас.

— Вот хоть тех же Марофиллов… да они принимали участие в резне. А что им отставалось делать?.. Их род всегда стоял слишком близко к трону, а когда ты стоишь близко к трону, у тебя иногда просто нет выбора… — Колин вздохнул. — Ну ладно, Матиас, мы же договорились, что ты сегодня отдыхаешь, верно?.. А вместо этого ты снова расспрашиваешь меня о каких-то сложных вещах и перегружаешь свой разум. Помнишь, мы с тобой уже говорили об этом?.. Ты должен быть очень осторожен в понимании, Матиас. Особенно ты.

Матиас умолк. Когда учитель перестает называть его «Мати» и начинает называть «Матиасом», это сигнал, что слушаться теперь надо беспрекословно.

Однако мальчик все-таки не удержался, и воскликнул:

— Но учитель! Я верю, что мы обязательно отомстим им! Наберемся сил, и однажды…

— Да, Матиас, — грустно сказал Колин, переворачивая страницу своей рукописи, — я же говорю, тебе надо быть очень осторожным в понимании.

Матиас из этой фразы уловил только согласие. Большего ему не требовалось: понятие о возмездии и зове крови мальчик впитал еще на бабушкиных коленях.

* * *