Древнее сказание

Сорока, действительно, сидела на ветке и стрекотала. Вдруг из леса вылетел ястреб с распростертыми крыльями, он высоко летал над лесом, высматривая добычу внизу на земле. Сорока, заметив его, крикнула, как бы призывая на помощь своих товарок. Из кустов последовали ответные возгласы, сороки слетались толпами с разных сторон и подняли невыразимый крик; собравшись, они толпой ударили на ястреба. Хищная птица спускалась все ниже и ниже; стая сорок опустилась за нею. Желая обмануть своих преследовательниц, ястреб поднялся к облакам, сороки за ним… Наконец он, как стрела, опустился вниз, стая сорок тоже опустилась и напала на него. Посыпались перья. После непродолжительной борьбы ястреб полетел в лес, сороки пустились за ним вдогонку.

Дива вздохнула.

Где-то вдали отозвалась кукушка… раз, другой… и замолкла. Сестры задумали, когда Живя выйдет замуж?

— Кукуй нам, кукушка, — говорили они.

Куку-куку-куку — три раза раздалось в лесу… Как знать: три года или три месяца?

Живя, смеясь, спросила о судьбе Дивы. Кукушка подлетела к ним ближе, захохотала как-то странно, но ворожить не захотела. Девушки узнали ее только по перьям.

Сестры молчали, задумавшись о том, что ждет их впереди: радость или лютое горе? Живя начала собирать цветы, желая свить венок для сестры. Но под руку ей все подвертывались какие-то нехорошие цветы, корешки беспрестанно рвались, и ей никак не удавалось свить венка.

Дива и Живя сидели недалеко от своего дома, а потому считали себя вполне безопасными и от зверя, и от врага. На следующий день они собирались на праздник Купалы, к огням… Живя радовалась этому; Диве не хотелось идти вместе с другими; ей было как-то не по себе.

Среди царствующей тишины, в которой слышно было жужжание мух и пчел, вдруг в лесу раздался шум. Молодые девушки посмотрели одна на другую.

— Не Людек ли это отправился на охоту? Не его ли это собаки лают в лесу? — спросила Живя.

— Нет, Людек дома, — отвечала Дива, — он ходит около скота.

Дива и Живя торопливо побежали в лес, захватив с собой корзины. Но внезапно все затихло: не слышалось более ни голосов людей, ни лая собак.

Живя выглянула из чащи и прислушалась. Все тихо. Дятел где-то долбит дерево… и только.

Сестры вернулись на прежнее место. Солнце так хорошо здесь пригревало. Вдали послышалось пение. Кто-то охрипшим голосом пел тоскливую песню.

— Это Яруха, — проговорила Дива.

— Куда бредет она этим путем?

Из лесной опушки вышла на поляну старая баба с палкой в руках и с горшком, привязанным к кушаку; на плечах у нее висел мешок; голова была покрыта какой-то грязной тряпкой. Старуха приложила руку ко лбу и посмотрела в ту сторону, где сидели Дива и Живя. Увидя их, она подняла палку вверх и крикнула им:

— С добрым утром!

— Куда бредешь, Яруха? — спросила Живя. Старуха направилась к ним.

— Куда же идти теперь, если не на Купалу? Завтра Купала! Парни напьются, ошалеют; может быть, который-нибудь из них подумает, что я еще молодая девка, и поцелует меня. Го, го!..

Яруха весело подпрыгивала; подойдя же к двум сестрам, села около них на землю.

— Не хотите ли, я предскажу вам будущее, а? — спросила она. Сестры молчали. Баба смотрела на них пристально.

— По таким личикам, как ваши, не трудно предсказывать будущее, — сказала она, смеясь и оскалив остатки своих зубов. — Красивые у вас личики, цветут, словно лилии. И у меня когда-то были такие же румяные и белые щеки. Солнце обожгло лилии, дожди смыли красу… не дожди это были, а слезы, горькие слезы!

Старуха покачала головою. Она протянула свою костлявую руку к Диве.

— Дай-ка руку, погадаю!

Дива неохотно протянула ей руку. Яруха со вниманием начала рассматривать ее ладонь.

— Белая ладонь у тебя, мозолей нет на ней… ой, беда с такой рукой… тысяча парней захочет иметь ее… а краса-девка ни одного не захочет.

Она все пристальнее вглядывалась в руки Дивы.

— Пойдешь завтра на Купалу?

— Пойду, — отвечала Дива.

— Не ходи, ой, не ходи! Говорю тебе, лучше не ходи… А пойдешь, кровь прольется.

Дива побледнела.

— Яруха, — проговорила она, — зачем ты меня пугаешь? Ты знаешь ведь, что дома я не могу остаться. Ты сама не знаешь, что толкуешь!

— Не я, так другой знает, что говорит! — отвечала Яруха. — Он нашептывает мне в уши и ворочает мой язык. Разве я знаю, кто это и что он заставляет говорить? Хотя бы и хотела я закрыть рот и молчать, так вот, кто-то мучит меня и заставляет говорить. Мне все мерещится, что ходит кто-то перед глазами… за сердце меня хватает. Вот баба и городит, сама не зная что… а должна говорить!.. Не ходи на Купалу.

— И я не советовала бы тебе идти туда, Яруха! Ты ведь знаешь, как над тобой все смеются.

— Этого я не боюсь, — отвечала старуха. — Когда огни погаснут, когда ночь наступит… который-нибудь и поцелует меня, прижмет к груди… вспомню молодые годы…

— А что же ты делала в молодые годы? — спросила Живя.