Древнее сказание

Прошло уже десять дней с того времени, когда Дива в первый раз села у священного огня и бросила в него первую лучину. Тогда ее считали последней, теперь она стала первой: все как-то невольно начали ей подчиняться… Дива явилась сюда не с тем, чтобы управлять или царствовать, между тем власть как-то сама попала в ее руки; другие женщины, сами того не замечая, признавали в ней как бы свою начальницу; в лице ее восторжествовали те прекрасные свойства души, которые всегда и всюду заставляют любить и уважать одаренного ими человека. Ленивые, вечно полусонные женщины отдали в ее руки власть, беспрекословно слушаясь ее повелений. Она управляла, заботилась о них, работала и пользовалась их любовью. С некоторой боязнью, отчасти с завистью, смотрели остальные женщины на прелестную красавицу, до того она была хороша собою; природа словно создала ее для царства и власти.

Однажды, по обыкновению, Дива сидела у священного огня. Вдруг среди господствовавшей здесь тишины послышались около храма, разносясь по всему острову, какие-то странные крики; заметна была суетня, шаги торопливо бегающих в разные стороны людей звонко отдавались в воздухе; шум увеличивался с каждой минутой. Диву, успевшую уже привыкнуть к однообразию окружавшей ее обстановки, крики эти глубоко поразили. Внезапно поднялись занавеси, скрывавшие внутренность храма, и между двумя столбами, почти у самого огня показался Визун в праздничном облачении, в конусообразном колпаке на голове. Рядом с ним стоял мужчина высокого роста, крепкого телосложения, воспаленное лицо которого испугало Диву. На незнакомце был красный плащ, окаймленный золотой лентой и покрытый светящимися блестками. С левой стороны, под плащом, виднелся широкий меч. Вид этого человека, похожего на дикого зверя, с глазами, выражавшими кровожадность, и чувственными губами вызвал в душе Дивы впечатление подавляющего страха и ненависти. Она бы охотно убежала, если бы это было возможно.

Незнакомец, не снимая с головы украшенного перьями колпака, не поклонившись огню и Нии, не обращая на них никакого внимания, рассматривал сидящих у огня женщин. Долго он пожирал глазами то ту, то другую, но, раз остановившись на Диве, не мог от нее оторваться. Он сказал что-то шепотом Визуну, в ответ на что последний встряхнул головой. По-видимому, Визун не хотел исполнять приказания. Незнакомец настаивал на своем. Наконец, он два раза ударил старика по плечу, силой втолкнув во внутренность храма.

Старик нерешительными шагами подошел к Диве и, наклонившись к ней, сказал:

— Это наш милостивый князь… Он хочет, чтоб ты ему ворожила.

— Я ворожить не умею, — отвечала красавица, — ворожбе не прикажешь… Она — наитие духов… Во мне его нет…

В эту минуту с другой стороны подошла к ней Нания и шепнула ей на ухо:

— Ворожи, я напою тебя зельем… Ворожи… только говори лишь худое. Это злой человек… Мы закурим сейчас фимиам… Начинай, говори ему смело, что на ум взбредет… Он не посмеет ничего тебе сделать…

При этих словах старуха вынула сухие душистые травы, а на землю поставила железный треножник с углем. На уголья Нания бросила горсть сухой травы, и густой наркотический дым окружил, точно облаком, наклонившуюся над треножником Диву. Долго бедной пришлось терпеть незнакомое ей мучение. Она чувствовала, как какой-то хаос поднимался в ее голове; дым казался сонмом чудовищ; наконец, Дива потеряла сознание всего окружающего, ей представилось, что попала она в иной, неведомый мир… силы ее ослабели…

Две женщины поддерживали ее, без чего она, наверно, упала бы на пол. Вместе с упадком сил Дива почувствовала в себе громадную силу воли. Ей казалось, что она царица, что умеет преодолеть все преграды…

В таком состоянии повели красавицу перед князем, который стоял у частокола при входе в храм.

Дива, остановив на нем пристальный взгляд, силой воли заставила его опустить глаза. Князь вздрогнул.

— Будешь ворожить? — произнес он вполголоса.

— Буду, — ответила Дива. — Да, я буду тебе ворожить… Перед Дивой поставили широкий сосуд со священной водой.

Дива нагнулась над ним и начала всматриваться… Она увидела отраженным в воде безобразное лицо Хвостка.

Тот не спускал с нее глаз. Сначала он имел вид человека, иронически относящегося ко всему, что перед ним совершается, но постепенно лицо его стало бледнеть, и все более заметная дрожь начала пробегать по телу.

Стоявший рядом Визун повелительным взглядом, казалось, хотел вдохнуть в девушку то, что следовало ей говорить.

Минута томительного молчания предшествовала ворожбе.

— Темно! Темно! Ничего не вижу… — начала Дива. — Но вот… вижу красную струю… словно кровь течет… да… действительно кровь… всюду кровь… По реке плывут трупы, один, другой… больше… больше… тусклые их глаза ничего не видят… Снова кровь… потом чаши… дальше мечи блестят… Слышу крик: кровь за кровь!.. По реке плывет пара выколотых глаз… смотрят на меня… на костре лежит убитый старик… у столба молодой парень, на озере убитые воины — все кричат: кровь за кровь!.. Собаки воют, вороны каркают… кровь за кровь!..