Древнее сказание

Князь не выдержал: он стремительно кинулся к Диве, так что частокол затрещал.

— Э, ты, ворожея проклятая! — вскрикнул он. — Не начнешь ли ты иначе видеть и ворожить?…

— Не могу… Я говорю то, что велят говорить мне духи… Князь стоит в светлице… высоко… высоко… внизу люди убивают друг друга… крик, шум, кровь льется струей… Я слышу шум: собирается вече… на границе враги, дома свои бьются… В город! На столб! Кровь за кровь!.. Столб горит, город горит… стены, крыши все рушится… целая гора трупов… воронов целая туча… Уселись, каркают… клюют сердца тел еще не остывших… Кровь за кровь!..

Дива не была в состоянии продолжать; она лишилась чувств и упала на руки прислужниц. Князь дрожал всем телом: он сжимал кулаки, скалил свои громадные зубы, точно дикий зверь, собирающийся броситься на добычу… Хвостек ударил ногою сосуд: он опрокинулся, священная вода разлилась. Тем временем Диву снесли в храм… Хвостек молчал и только скрипел зубами.

Визун спокойно ждал.

— Проклятую эту ворожею связать да наказать посильнее плетьми! — кричал Хвостек вне себя от злости. — В яму ее, в темницу, пусть учится ворожить!..

На этот бешеный крик не последовало ответа. Женщины все разошлись. Князь искал глазами своих людей, но нигде не мог их заметить.

Визун бесстрастно наблюдал за каждым движением князя.

— Успокойся, — проговорил, наконец, старик. — Кто хочет знать будущее, должен довольствоваться тем предсказанием, какое внушают духи… Девушка в нем не ответственна.

Кругом никого не было. Визун пододвинулся к князю, вовсе не пугаясь его грозного вида.

— Князь милостивый, — продолжал он, — у тебя и без того много врагов, да и обиженных тобою немало, не увеличивай числа тех и других, поднимая руку на то, что не одни лишь поляне чтут… Место здешнее — свято… Девушка тоже освящена…

Яростный хохот раздался в ответ на эту речь, Хвостек подошел к старику и дрожащей от гнева рукой схватил его за бороду.

— Священное место… Священный огонь!.. Священная девушка!.. — разразился Хвостек. — И ты тоже… старый пес… Я ваши огни потушу… я разгоню ваших женщин… храм ваш с землей сравняю…

Старик даже не побледнел… Он равнодушно молчал… Князь опустил руку.

— Точно нет грома и молнии, — проговорил Визун спокойно. — Ты можешь делать, что вздумаешь… Духи сумеют себя защитить… Разумно ли затевать борьбу с богами, коль и с людьми дела-то много!

Хвостек не отвечал; порывисто поднялся он с места и вышел из ограды, шатаясь. Князь возвращался к своим. Визун стоял у ворот и смотрел вслед уходившему князю.

В тот день на острове около храма скопилось много народа. Все слышали крик разъяренного Хвостека, слышали, как он угрожал святыне, так что, когда князь, пробираясь в толпе, направился к своим смердам и слугам, вокруг него уже поднимался глухой ропот неудовольствия. Народ зашумел, подобно взволнованному морю… Не успел Хвостек дойти до каменной ограды, опоясывающей храм, как люди начали собираться кучками, словно желая его задержать.

Визун ли сделал им знак рукой, призвал ли он их на защиту храма, трудно решить, но масса лиц, из числа бывших на острове, угрожающе двинулась навстречу Хвостеку. Остановившись в некотором расстоянии, они сурово глядели на властелина. Князь велел своим слугам разогнать непокорных, но последние разогнали княжеских слуг. Хвостек очутился один против этой толпы, совершенно ему незнакомой. Толпа бушевала. Так стояли они друг против друга: ни князь не трогался с места, ни толпа не решалась броситься на него. Наконец, из нее вышел мужчина не первой молодости, одетый довольно богато, вооруженный иноземным оружием, и подошел к князю.

— Князь, — начал он, обращаясь к Хвостеку, — я пришел поклониться храму, я не твой… не из здешней страны! Ты, слышал я, угрожаешь и храму, и священному огню, а права на это у тебя нет никакого. Храм и остров принадлежат не тебе, а нам всем: Вилькам, Сырбам, Лужичанам, Древлянам и многим, многим еще говорящим одной речью. Не смей дотронуться до святыни, иначе посмеем мы тронуть твой столб и город!..

Он поднял руку, толпа загудела, выражая свое согласие и угрозы.

Хвостек стоял, сжимая в своей руке рукоять меча, как бы намереваясь кинуться на находившуюся перед ним живую стену. Но что мог он сделать один, против этой толпы, которая бы мгновенно его поглотила?

Наконец князь, сдвинув брови, сделал угрожающий жест рукой и крикнул:

— С дороги прочь!..

И первый тронулся с места с такою уверенностью, как будто шел во главе целого войска. Толпа раздалась… Вслед за Хвостеком в одиночку пробирались и его слуги. Не торопясь, не оборачиваясь назад, миновал он толпу, которая только тогда, когда Хвостек уж был далеко, начала кричать:

— Хвост! Хвостик! Хвостище!

Он оглянулся, вскипел было снова, но затем, презрительно усмехнувшись, продолжал подвигаться вперед.

У берега его ожидала большая ладья; к ней он и направлялся. Далеко позади шли его слуги, испуганные, злые, не смевшие рта открыть для своей защиты; в ушах их еще раздавались озлобленные крики:

— Хвостище! Хвост!