Древнее сказание

— На дальнем востоке в давно минувшие времена жил избранный Богом народ, который один только среди окружавших его язычников поклонялся единому Богу, Создателю неба и земли. Из среды этого народа в разное время появлялись пророки, которым Бог объявил, что снизошлет на землю Своего Сына, что Он оснует на земле новую веру, а жизнью своею даст видимое свидетельство своего посланничества. В назначенный день и час исполнились предсказания пророков: Сын Божий родился от Девы Марии; родился Он в нищете, при обстановке более чем убогой, в сарае, на распутьи; Мать Его в то время принуждена была спасаться бегством… Вся жизнь Его была непрерывным рядом чудес. Едва достигнувший юношеского возраста, Он стал открывать людям глаза, указывая им истину; Он излечивал больных, воскрешал мертвых, утешал огорченных, приниженных. Ни царем, ни вождем, ни владыкою не хотел Он быть. Жил Он у Своего опекуна, бедного плотника, в обществе рыбаков и простого народа, и между тем все признавали в Нем Бога, убеждаясь все больше и больше в истине того, что Он говорил; чудеса, Им творимые, были лучшим свидетельством истинности Его посланничества. Он учил, что един только Бог, что люди — дети Его, что все они братья, и, как братья, должны любить, поддерживать друг друга. Учил Он не ссориться, в согласии жить со всеми. И этого-то Бого-Человека злые люди, опасавшиеся Его потому, что Он запрещал делать зло, оклеветали, осудили и, наконец, распяли на деревянном кресте…

Пяст вздохнул.

— Как же это Бог мог позволить, чтобы Его мучили? — спросил он.

— Бог допустил это для того, чтобы показать Свою славу, чтобы воскресить Сына Своего из мертвых и вознести на небо и тем убедить малодушных людей.

— Так оно все и случилось? — спрашивал Пяст.

— Да, — было ответом, — кроме того Бог явил много других чудес, еще более утвердивших в вере людей… А самое главное — это то, что бедные рыбаки, плотники из простого народа, действуя именем Сына Божьего, сумели обратить в новую веру царей, сильных мира сего, мудрецов; разрушили алтари прежних богов и на развалинах их водворили новую веру, которая чем дальше, тем шире и шире повсюду распространяется…

Пяст внимал молча. Гость, указывая на крест, бывший в его руке, прибавил, что этот знак смерти стал знаком, символом новой жизни, и потому исповедующие новую веру носят его при себе. Название свое получили они по имени Бога-Христа, замученного злыми людьми; жизнь Его стала для них образцом, по ней они и свою устроить стараются…

Пяст из сказанного ему многое понял, многого же понять оказался не в состоянии; расспрашивал, отрицал возможность некоторых событий, и так разговор продолжался до поздней ночи.

С того места, где они сидели, видны были и озеро, и княжеский столб… Вдруг окружавший их мрак осветился: на одном из пригорков показался огонь и столбом поднялся вверх. Гости не успели еще спросить о значении этого, когда на соседних холмах показались подобные же огни… Даже окрестности все словно были объяты пожаром. На небе показалось зарево.

— Что эти огни означают? — спросили гости. — Не поджег ли кто? Не враги ли появились у вас?

— Нет… Это огненные сигналы, — спокойно ответил Пяст, — это сигналы войны… В эту минуту народ и все наши знают, что обязаны собраться к известному месту…

Он указал рукою в сторону княжеского замка…

Как бы в насмешку над этим воззванием к походу, князь приказал зажечь такой же огонь на самой верхушке башни.

Огонь, отраженный зеркальной поверхностью озера, усиливал впечатление. Зрелище было величественное, но и ужасное; казалось, война огненными скрижалями смерти и истребления запечатлела свой символ на темном фоне небесного свода. Гости невольно вздохнули.

— Не бойтесь, — успокаивал Пяст после некоторого молчания, — чужому вреда не сделают, хотя бы война и разгорелась; к тому же пока соберется народ, пройдет еще несколько дней. Я попрошу вас побыть у меня хоть один лишний денек… Завтра в семействе моем праздник великий: единственному моему сыну исполнится ровно семь лет… Жизнь для него едва начинается… Не знаю, приедет ли кто из родных, время теперь такое — все о войне только и думают… Останьтесь же, добрые люди, — служители Бога любви и мира… Будьте свидетелями торжественного обряда… Гости переглянулись, младший из них отвечал:

— Ин быть по твоему: лишний денек прогостим у тебя! Высказав это решение, несказанно обрадовавшее старика, гости

ушли в отведенную им избу, где были постланы им постели.

На следующий день с раннего утра вся окрестность представлялась усеянной людьми, спешившими с разных концов приготовиться к нападению на замок. Огни исполнили свое назначение. Народ все прибывал, и Хвостек, стоя на башне, мог воочию убедиться, какая громадная сила сбиралась идти на него.

Замок между тем укреплялся; вокруг него делали насыпи; ставили частоколы; всюду, взад и вперед, расхаживали часовые, даже на самом верху башни постоянно мелькали фигуры вооруженных воинов.