Древнее зло в кресле босса

– А я тут мимо проходила! – нашлась с объяснением. – Вижу машину, нарушающую законы физики. И думаю, а не Григорий ли Алексеевич может быть единственным, у кого ума хватит так гонять? Ну и свернула за вами. Кое-как квартиру нашла – спасибо доброму спортсмену, подсказал. Постучала, а оказалось открыто!

– Понятно, – ответил так, словно совсем меня не слушал, зато всякую ерунду успел придумать. – И зачем ты за мной неслась?

– Так поговорить, конечно! Удачно, думаю, встретились, сразу можно и поговорить!

– О чем?

– О… Вопросы вам задать насущные! Я бы и так их задала, но раз уж встретились – догоню, думаю, сразу и поболтаем…

– Какие вопросы?

Я разозлилась от его коротких и явно саркастичных фраз, когда мне соображать было все труднее и труднее:

– Да что вы так давите?! Дайте хоть секунду придумать ответ! В смысле… вспомнить ответ.

– Ясно, – он оторвался от стены и повернулся к проему в столовую. – Заходи, поедим вместе, раз так удачно случайно встретились. Я очень рад, уборщица. Лазанью любишь?

Пока он шел от меня, я медленно и по возможности бесшумно выпускала воздух из себя. Вроде бы выкрутилась. По крайней мере, лучше выкрутиться в подобной ситуации все равно было невозможно. А под лазанью можно будет еще что-нибудь придумать – те самые насущные вопросы.

Глава 14

– Как у вас здесь просторно! – я изображала вежливого гостя. – Неужели там еще коридор? Куда столько, если вы один живете? А вы один живете? Тогда непонятны эти имперские замашки на завоевание новых колоний… Я хотела сказать, как красиво!

Григорий Алексеевич усадил меня за стол и щедро отполовинил приготовленного блюда. Я ковырялась вилкой, успевая придумывать дальнейший план действий. Но поводов для возмущения у меня хватало – стоило для начала ухватиться за самый вопиющий:

– Я вот о чем с вами поговорить хотела, Григорий Алексеевич! Я, знаете ли, в курсе, как вы наводили справки среди моих поселковых соседей! Что на это скажете?

– А разве я это скрывал? – Он весело вскинул брови.

Какая непрошибаемая простота, но меня этой картой не перекрыть:

– Даже если и не скрывали, сам факт! Вы что же, за мной следите?

– Уборщица, – он произносил это слово мягко, будто вкладывал в него самый романтический подтекст, – я должен извиняться за то, что проявляю к тебе интерес? Желать узнать о тебе больше – это преступление? Тогда твое желание узнать обо мне больше как называется?

Удачно переводит стрелки, хитрый гад… Как если бы я тут была обвиняемой, ввалившейся в его квартиру, а не он сидел на скамье подсудимых! Потому я продолжала голосом прокурора, не сбиваясь с мысли:

– Я уж молчу о том, что вы сами признались в отношении к людям. Для вас они – букашки! Не вы ли сами заявляли, что большинство людей не стоят и пяти минут вашего времени?

– Заявлял. И не вижу связи. Букашки как раз для того и нужны, чтобы создавать фон или быть использованными по мере необходимости.

Вот после этой фразы сразу здорово припомнилось, почему я так запросто обрубила возможность наших отношений. Волна возмущения снова поднималась из живота к горлу:

– Об этом я и говорю! Вы в своем высокомерии даже Татьяну за пояс затыкаете, а такую еще попробуй заткни. У вас с ней характеры очень похожи – поразительное совпадение!

Он ел неспешно, больше поглядывал на меня с иронией. Снова, наверное, ждет момента, когда сможет переключить диалог со своих грешков на мои. Однако ответил без паузы:

– Любой секретарь похож на своего босса, как любая собака похожа на своего хозяина.

Кстати о собаках. Я косилась то в одну сторону, то в другую, но никаких признаков Васи обнаружить не могла. Пугливый какой питомец.

– Неправда, – я отреагировала на предыдущую реплику. – В Ирине Ивановне ничего от вас не было, как и во мне! И не надо говорить, что я не успела… особачиться. Татьяна тоже не так уж долго на вас работает, чтобы делаться вашей точной копией!

Мне от его взгляда не по себе становилось. Интересно, о чем думает? Не о том же, что я сюда с обыском заявилась, а не болтать?

– Возможно, Татьяна просто больше была к этому готова? – предположил он. – Но что насчет тебя, Любовь? Ты к чему готова? Какие прегрешения в тебе так и рвутся наружу?

Я оторопела. Слишком прямолинейно – он как будто озвучил именно то, что нас так сильно беспокоило. Признал за собой вину в этом процессе, поставил свою подпись на показаниях. И на такой вопрос не отшутишься, не притворишься, что слышишь очередную философскую лабуду: мое секундное изумление уже показало, насколько серьезно я восприняла.

И что ответить, когда в двух словах не опишешь? А не является ли мое больное любопытство, вот это самое мое присутствие здесь, тоже следствием «рвущихся прегрешений»? Отчего-то раньше я так на это не смотрела… И что бы сейчас ни выдала в ответ – окажусь уже в роли обвиняемой.

Выбрала переспрашивать – пусть он оправдывается. Для того наклонилась к нему ближе, хотя размеры стола не позволяли выражать мнение угрожающим шепотом: