Древнее зло в кресле босса

Я вцепилась пальцами в амулет. Он делает из меня другое существо, забывающее обо всем хорошем. Но я, носящая имя Зла, не хочу быть ведомой. С другой стороны, зато как все просто! Закрыла глаза, с силой зажмурилась. Где ты, настоящая Люба, которую мама с папой не пытались сделать ни своей, ни чьей-либо еще марионеткой? Тебе, Любе, нравится носить чужое имя?

Воля в руке не собиралась, пришлось приложить немыслимые усилия. Но я с трудом справилась – схватила амулет, сжала в кулаке до отрезвляющей боли, когда острые концы вонзились в ладонь, и медленно сняла. Как только вещица оказалась на вытянутой руке, колдовство сразу отпустило. Но я еще несколько минут разглядывала и собирала воедино все, что узнала. Во-первых, Василий предал меня и будет предавать дальше, я даже изолироваться от его слежки не могу. Во-вторых, Гриша подкинул мне примеры, как зло, победившее Зло, еще столетиями не может успокоиться. В-третьих, испытание дверью подтвердило, что плохого во мне недостаточно, но его можно выработать многократными тренировками. В-четвертых, я сумела снять амулет, хотя очень не хотелось этого делать – лишнее подтверждение предыдущего пункта. И последнее, самое важное: Гриша хотел помочь мне определиться со стороной, поскольку ему в моем лице интересен или верный последователь, или хотя бы сильный соперник, с которым будет забавно воевать. Но все его маневры привели к прямо противоположному выводу – я не стану той, кто ради любой цели потрошит врагов и испытывает от этого удовольствие. Любой, кто высчитывает уровень допустимой жестокости, перестает служить Добру. Уж лучше проиграть, чем стать очередным звеном в неуязвимой цепи.

Я вновь вынула телефон из кармана.

– Гриша, мы можем сегодня встретиться?

– Соскучилась?

– Нет. Хочу увидеться и обговорить правила нейтралитета.

– Нейтралитета? – он рассмеялся. – Неужели ты нашла возможность ставить мне условия? Чтобы я пошел на сделки, нужно настоящее оружие.

– Полная капитуляция – вот мое оружие. Я не буду против тебя воевать, и служить тебе не буду.

– Тогда что? Меня бросишь и пойдешь пешком в Тибет? – он насмехался над моей решимостью.

– Зачем же? Просто буду пытаться спасать всех, пока меня хватит. Татьяну, Василия, Елизавету Николаевну, тебя. Я ведь интересная – играй со мной.

– Не понял, к чему ты ведешь, моя Любовь, – он все-таки перестал смеяться.

– Для начала прекрати их жрать, пока есть я.

– Приносишь себя на алтарь? Звучит заманчиво. Но быки не идут на алтарь добровольно, это как-то противоречит всему смыслу жертвоприношений.

– А я нашла путь, который вообще никак не мешает моей совести, не делает меня хуже и не вынуждает использовать других людей, которым и без наших войнушек досталось. И я не буду с тобой воевать – запомни это.

Он задумчиво хмыкнул:

– Ладно, моя Любовь. Тогда вернись в мой дом, ты ведь вряд ли далеко ушла. Я буду ближе к вечеру. Попробуем играть по твоим правилам, это что-то новенькое.

Глава 21

Думала, что лучше погуляю по улице до вечера, а потом плюнула на желание сохранять видимость полной незаинтересованности и вернулась в квартиру Григория. Домработница, которая представилась слишком простецки – «теть Аней», силилась отобрать у меня тряпку и щетку, но потом сдалась. Не в ее возрасте воевать с молодыми и задорными за право получить главные жизненные призы.

Гриша вернулся к шести – и сразу с контейнерами из ресторана. Должно быть, придумал себе, что у нас романтическое свидание. Однако меня не отвлекал, а наоборот, иронизировал с теть Аней:

– Вот такая она у меня. Ничего с этим поделать не могу. Как думаете, это лечится? – он указал подбородком в мою сторону, пока я заканчивала натирать до блеска панели.

– Что вы, Григорий Алексеевич! – смущалась женщина, которая уже давно посчитала, что уборка закончена. – Это же такая редкость в наши времена – отыскать прекрасную хозяюшку. Люба, наверное, хочет произвести на вас хорошее впечатление – вот и старается!

Я глаза вверх закатила, но руку с тряпкой остановить не могла – пусть сначала панель заблестит, а уж потом я буду возмущаться оскорбительными предположениями. Однако Гриша сам парировал в самом лучшем ключе:

– Эх, если бы. Она рождена для того, чтобы уничтожать хаос. Я рожден, чтобы хаос сеять. И в наших отношениях пока не было ни единого момента, в котором она мечтала бы мне понравиться.

– Мне кажется, вы преувеличиваете, Григорий Алексеевич!

И я подпела – дабы не забывались, что я здесь и все слышу:

– Мне кажется, вы преуменьшаете, Григорий Алексеевич!

Он пребывал в прекрасном расположении духа и тихо посмеивался:

– Заканчивай уже, моя Любовь. У меня на тебя большие планы, которые ты сама же недавно предложила.

– Еще десять минут…

Гриша перебил задумчиво:

– Во мне не было недостатков, присущих людям. Например, я не знаком с ревностью – глупейшим ограничителем, который торчит иголками в мозгах некоторых индивидов. Но теперь я начинаю с ней знакомиться.

– К швабре меня ревнуешь? – подколола я.