Древнекитайская философия. Эпоха Хань

Это подобно игре на флейте. Когда флейта сломана, то воздух беспрепятственно вырывается, руки не в состоянии управлять [клапанами], и в результате не может быть извлечено ни звука. Ведь трубки флейты могут быть сравнимы со ртом и горлом человека, касание [пальцами] рук отверстия [клапанов] уподобляемо движению языком человека. Когда же человек умирает, то его рот и горло разлагаются и язык не движется более, как же могут быть им произносимы слова [и звуки]? Убеждение, что останки мертвецов временами вопят и стонут, [равносильно утверждению, что] человеческие кости сами по себе обладают способностью издавать вопли и стоны.

Некоторые объясняют [эти воющие звуки] действием осени, что не отличается по сути от [веры в то], что духи стонут по ночам. Если осенний воздух вызывает столь необычное явление, как вопли и стоны, то тому должны быть свои причины. Склоняющиеся к мнению, что именно кости мертвецов [тому виной], полагают, что [эти] кости продолжают обладать сознанием и они-то вопят и стонут в глуши. [Но в таком случае] на каждом шагу должны были бы преследовать нас стоны и вопли скелетов, ибо тысячи и десятки тысяч скелетов находятся в полях и на болотах.

Бывают случаи, когда возможно заставить заговорить неговорящего, но невозможно говорившего [при жизни] заставить снова заговорить после смерти. Как бы ни был человек велеречив, его не принудить говорить [после смерти]. Подобным образом, когда растение живет, его жизненной энергии присущ зеленый цвет, что дано ему [изначально природой], а когда растение погибает, то зеленый цвет исчезает, [так как природа] лишает его [этого свойства]. Растение остается зеленым, пока обладает жизненной силой, лишившись ее, оно теряет зеленый цвет; если он уже потерян, то ничто не сможет возвратить его, и растение не может стать само собой зеленым снова. Звук и цвет — явления одного рода, оба подчинены природе. Густой зеленый цвет сравним с дикими криками. Так как цвет увядшего растения не может снова стать зеленым, то было бы ошибкой утверждать, будто мертвый может сам собой заговорить.

Человек способен говорить потому, что он обладает жизненной силой[990]. А жизненная сила процветает до тех пор, пока [человек] может есть и пить, но, как только питание нарушается, жизненная сила приходит в упадок; когда она ослабевает, то и голос становится прерывистым, если же человек доходит до предельного истощения, так что не может больше есть, то рот его не в состоянии произнести ни слова. Но ведь смерть — это крайний предел истощения, как же может [человек] снова заговорить после [смерти]?

Некоторые утверждают: «Умершие люди услаждаются запахом жертвенного мяса и питаются воздухом, поэтому они в состоянии разговаривать». Получается, что жизненная энергия[991] умерших людей такая же, как и жизненная энергия живых людей. Если же живому человеку не давать ни пить, ни есть и лишь услаждать его запахом жертвенного мяса и кормить воздухом, то не пройдет и трех дней, как он умрет от голода.

Иные заявляют: «Жизненный дух мертвого человека [превосходит] жизненную энергию живого человека, поэтому [мертвому] достаточно вдыхать воздух, чтобы [быть в состоянии] воспроизводить звуки»[992].

Получается, что жизненная энергия живого человека обретается внутри его тела, а у мертвого якобы находится вне тела.

Чем здесь отличается мертвый от живого? И почему делается различие между [жизненной энергией, пребывающей] в теле и вне его?

Возьмем воду и нальем ее в большой глиняный кувшин. [Допустим, что] кувшин разбился и вода вылилась на землю; будет ли отличаться вода на земле от воды в кувшине? [Нет], вода на земле не отличается от воды в кувшине. Тогда почему же жизненная энергия вне тела должна быть отличной от жизненной энергии внутри его?

Когда человек умирает, он не становится духом, не обладает сознанием, не может говорить и, следовательно, не может вредить людям.

Чем можно доказать это?

Когда человек в ярости, он будет задыхаться [от гнева], но для того, чтобы причинить вред [другому] человеку, он должен применить физическую силу. А чтобы применить ее, необходимо обладать сильными мускулами и крепкими костями, и, лишь используя их мощь, он сможет нанести вред людям. Сколько бы ни задыхался от возбуждения разъяренный человек, находясь рядом с [ненавистным ему] человеком, как бы ни пыхтел и ни брызгал [слюной] в само его лицо, но будь он храбр, как [Мэн] Бэнь и [Ся] Юй[993], — все равно [одним лишь] гневным пылом он не сможет нанести увечье [этому] человеку. Вот если он поднимет руку и ударит, занесет ногу и пихнет, то тогда тот, кого он ударит и пихнет, не избежит повреждения.

Когда [человек] умирает, его кости сгнивают, мышечная сила пропадает, руки и ноги не в состоянии двигаться. И хотя бы даже [его] тончайшая жизненная энергия еще сохранялась, но ее едва хватило бы на вдох и выдох, и ни на что более. Так как же он смог бы причинить ущерб людям?