Егда еще я был попом, духовник царев Стефан Внифаньтиевичь благословил меня образом Филиппа-митрополита да книгою Ефрема Сирина[436]
, себя пользовать, прочитая, и людей. А я, окаянной, презрев благословение отеческое и приказ, ту книгу брату двоюродному по докуке ево на лошедь променял. У меня же в дому был брат мой родной, именем Евфимей, зело грамоте был горазд и о церкве велико прилежание имел, напоследок взят был к большой царевне в Верх, а в мор и з женою преставился. Сей Евфимей лошедь сию поил, и кормил, и гораздо об ней прилежал, презирая и правило многажды. И виде Бог неправду з братом в нас, яко неправо ходим по истинне, — я книгу променял, отцову заповедь преступил, а брат, правило презирая, о скотине прилежал, — изволил нас Владыка сице наказать: лошедь ту по ночам и в день в конюшне стали беси мучить — всегда заезжена, мокра и еле стала жива. Я недоумеюся, коея ради вины бес озлобляет нас так. И в день недельный после ужины, в келейном правиле, на полунощнице, брат мой Евфимей говорил кафизму[437] «Непорочную» и завопил высоким гласом: «Призри на мя и помилуй мя!» И, испустя книгу из рук, ударился о землю, от бесов бысть поражен, начал неудобно кричать и вопить, понеже беси жестоко мучиша его. В дому же моем иные родные два брата, — Козьма и Герасим, — больши ево, а не смогли ево держать; и всех домашних, человек с тритцеть, держа ево, плачют пред Христом и моляся кричат: «Господи, помилуй! Согрешили пред Тобою, прогневали благость Твою! За молитв святых отец наших помилуй юношу сего!» А он пущи бесится, и бьется, и кричит, и дрожит. Аз же помощию Божиею в то время не смутился от голки[438] бесовския тоя. Кончавше правило обычное, паки начах Христу и Богородице молитися, со слезами глаголя: «Всегосподованная Госпоже, Владычице моя, Пресвятая Богородице! Покажи ми, за которое мое согрешение таковое быст ми наказание, да уразумев, каяся пред Сыном Твоим и пред Тобою, впредь тово не стану делать!» И, плачючи, послал во церковь по Потребник и по святую воду сына моего духовнаго Симеона, юношу лет в четырнатцеть, — таков же, что и Евфимей: дружно меж себя живуще Симеон со Евфимием, книгами и правилом друг друга подкрепляюще и веселящеся, оба в подвиге живуще крепко, в посте и молитве. Той же Симеон, по друге своем плакав, сходил во церковь и принес книгу и святую воду. И начах аз действовать над обуреваемым молитвы Великаго Василия. Он мне, Симеон, кадило и свещи подносил и воду святую, а прочий беснующагося держали. И егда в молитве дошла речь: «Аз ти о имени Господни повелеваю, душе немый и глухий, изыди от создания сего и к тому не вниди в него, но иди на пустое место, идеже человек не живет, но токмо Бог призирает», — бес же не слушает, не идет из брата. И я паки ту же речь, вдругоряд, и бес еще не слушает, пущи мучит брата. Ох, горе, как молыть? И сором, и не смею. Но по повелению старца Епифания говорю, коли уж о сем он приказал написать. Сице было.