В настоящей работе речь пойдет о географии Новгородской земли, ее границах и центрах. Хронологические рамки статьи — от рубежа IX–X вв. вплоть до времени татаро-монгольского нашествия.
Нет нужды подчеркивать роль Новгорода в истории древней Руси. Своеобразие политического устройства, ярчайшие памятники духовной и материальной культуры, наконец, сравнительное обилие письменных источников постоянно привлекают внимание исследователей к бурной событиями жизни знаменитой феодальной республики русского средневековья. Тем не менее детальное и конкретное изучение путей образования древнего ядра Новгородской волости и последующего присоединения к нему других земель, освоенных новгородской данью, сопряжено с определенными трудностями. Ведь ни одному древнерусскому княжеству, кроме Новгорода, не удалось включить в орбиту своего влияния такие колоссальные пространства, раскинувшиеся от побережья Балтики на западе до отрогов Уральских гор на востоке. Как и когда новгородцы освоили эти территории Восточно-Европейского Севера, опираясь на существующие данные не всегда можно установить.
Обширный фактический материал дал право А.Н. Насонову утверждать, что «разноплеменная новгородская территория выросла из племенной территории, послужившей ее основным ядром…» «она росла веками, наиболее интенсивно… во второй половине XI в. и первые десятилетия XII в.»[587]
В целом выводы исследователя не вызывают сомнений, но некоторые положения представляются спорными, не всегда соответствующими действительному ходу событий. Дело касается прежде всего первоначальной истории Новгородской земли, а также взаимоотношений Новгорода с югом (Киевом) и соседями. Эти проблемы в работе А.Н. Насонова затронуты мимоходом, но от того или иного решения многих из них зависит правильное понимание территориального расширения новгородских волостей, распространения системы погостов-становищ и проникновения новгородских даней в самые отдаленные места.Как свидетельствуют древнейшие русские летописные своды и восточные (арабские) источники, сведения которых восходят к середине — второй половине IX в., в это время на территории будущей Новгородской земли сложилось одно из трех славянских государственных объединений, предшествовавших единому Древнерусскому государству. Центром этого формирования арабские географы называют Славу (Славию), созвучную племенному имени ильменских словен[588]
. Летопись, напротив, сразу упоминает Новгород: «Словени же седоша около езера Илмеря, и прозвашася своимъ имянемъ, и сделаша градъ и нарекоша и Новъгород»[589]. Рассказывая о появлении у восточных славян племенных княжений, летописец вновь указывает на Новгород как на столицу княжения словен («словени свое в Новегороде»)[590]. Из этого кажущегося несоответствия русских и восточных источников можно, по-видимому, извлечь данные о времени возникновения Новгорода. Однако в главном и те и другие сходятся: во второй половине IX — начале X в. в северной зоне расселения восточнославянских племен появилось раннегосударственное объединение во главе со словенами. Этот факт как будто подтверждается показаниями Константина Багрянородного, писавшего в середине X в. о «внешней Руси» с центром в Новгороде, лежавшей к северу от «Руси внутренней» — Русской земли[591].Перечисленные свидетельства не позволяют установить ни территориальных пределов указанной области, ни ее соотношения с Новгородской землей конца X и последующих веков. Территория расселения ильменских словен (по данным археологии) известна[592]
, по опять-таки не ясно, только она и вся ли она являлась искомым ядром первоначального Новгородского княжения.Чтобы ответить на поставленный вопрос, обратимся вновь к летописи. Древнейшие сведения из вводной части Повести временных лет сообщаются легендой о призвании варягов. В тексте Начального свода конца XI в., предшествовавшего Повести и отчасти сохраненного Комиссионным и сходными с ним списками Новгородской I летописи младшего извода, эти данные впервые знакомили читателя с предысторией Новгородской земли[593]
. После работ А.А. Шахматова, Д.С. Лихачева, Б.А. Рыбакова, М.Н. Тихомирова, Л.В. Черепнина северное, новгородское происхождение легенды о призвании князей не вызывает сомнений. По всей вероятности, она попала на страницы летописи не раньше середины XI в.[594] Последнее обстоятельство несколько затрудняет и без того сложный вопрос использования легенд и преданий в качестве исторических источников. Тенденциозный, политический характер помещения в летопись сказания о добровольном приглашении князей убедительно раскрыт русской и советской историографией. Но именно в нем, как уже говорилось, и есть интересующие нас известия.