Древняя Греция

Спартанки, провожая своих сыновей на войну, напутствовали их: «Со щитом или на щите». Конечно же мы отправимся со щитом, чтобы с ним вернуться в наш современный, столь не похожий на древний космос мир. Щит Ахилла будет для нас не только пропуском в страну мифов, но своего рода компасом, который не даст заблудиться среди сложных и запутанных лабиринтов древних сказаний. И с самого начала он поможет нам усвоить, что миф – не сказка, а донаучное объяснение мира, соответствующее тому времени, когда возможности человека понять природу и историю были ограничены. С его помощью мы поймем, что миф сориентирован не только по странам света, а теснейшим образом привязан к местности, острову, городу, и без этой привязки он теряет почву, лишается своеобразия.

Итак, перед нами не мифы Эллады вообще, а мифы отдельных ее этнических групп, городов-государств (полисов), хотя и имевшие повсеместное хождение. Возвращение богов и героев на породившую их географическую, этническую, общественную почву – едва ли не единственный путь для выявления исторической основы мифа.

Зевс Олимпийский работы Фидия (реконструкция)

Космос. Земля. Человечество

Миф о происхождении мира (космоса) из первобытного хаоса, рассказанный Гесиодом, относится к типу космогонических мифов, согласно которым мир постепенно развился из некоего первоначального бесформенного состояния, но в него вплетены теологические и антропологические сюжеты. На формирование этого греческого мифа, как установлено современной наукой, повлияли более древние восточные религиозные системы (вавилонская, хеттская) с их учениями о поколениях богов и борьбе между ними, о закреплении за богами отдельных стихий, о различии между богами и людьми. Космогония Гесиода не была единственной в греческом мире. Одновременно складывалась и завоевывала признание в низах населения орфическая космогония, связанная с культами Деметры и Диониса. В ней было немало общего с космогонией Гесиода: «Орфей пел и рассказывал, что некогда небо, и земля, и море были соединены в одно, но потом рассорились и разделились». Но в этой космогонии Зевс побеждает не Кроноса, а Фаиеса (Свет или Любовь), а люди мыслятся состоящими из двух начал – дионисийского и титанического (благого и злого).

Для орфизма характерно нетрадиционное толкование происхождения богов. В этом отношении орфики выступают как критики гесиодовской «Теогонии». Эпименид признавал за начала Воздух и Ночь, из брака между которыми возникли Тартар и пара богов, породивших мировое яйцо. У Гесиода нет ни слова о мировом яйце, но в ходячей греческой мифологии мировое яйцо присутствует. Оно связано с мифом о Леде, к которой явился Зевс в облике лебедя, и она снесла после связи с ним два яйца, из которых вылупились Елена и Диоскуры.

Другой орфик – Ферекид (V в. до н. э.) – начинал свою «Теогонию» словами: «Зевс и Хронос (время) и Хтония, также ей имя Земля». Здесь появляется неизвестная Гесиоду троица богов, среди которых Хронос – переосмысление гесиодовского Кроноса (этимологически Кронос и Хронос не связаны). Появление времени как безначальной категории вместо Кроноса, этапа в истории космоса у Гесиода, – явление знаменательное в плане развития греческой мысли. Но значение этого открытия для античной историографии не следует преувеличивать. Влияние категории времени в орфическом истолковании мы находим лишь у Гелланика, который знал об Орфее и относил его к более раннему времени, чем Гомера и Гесиода, а также обозначал Геракла как «время». Но с этой концепцией спорил Геродот, и она не оказала влияния на других греческих историков.

Главное в орфизме – это подчеркивание центральной роли Диониса, с гибелью которого от рук титанов связывается начало истории человечества. В мифическом образе расчленения Диониса на части с последующим его воображаемым соединением воплощается орфическое представление о судьбе человечества, повторяющего судьбу Диониса. В этом пункте орфизм смыкается с христианским вероучением.

Орфики не только полемизировали с олимпийской мифологией, но выступали как исследователи мифа. Эпимениду, который, если верить Платону, ок. 500 г. находился в Афинах и произвел очищение города от Килоновой скверны, приписывали ряд сочинений, касающихся вопросов мифологии: это «Происхождение куретов и корибантов», «Теогония» (500 строк), «Аргонавтика» (6500 строк), «О Миносе и Радаманте» (4000 строк), «О жертвоприношениях в критском государстве». Судя по высказываниям Максима Тирского и других поздних авторов, писавших об Эпимениде, Минос и Радамант интересовали его в плане мистического учения о жизни как сновидении. Очевидно, Эпименид во время воображаемого сна вступал в общение с Миносом и Радамантом, и они истолковывали ему свои законы в духе орфических представлений. Точно так же и «Аргонавтика» Эпименида была не традиционным изложением мифа, а рассказом об участии в походе аргонавтов Орфея и изложением орфических представлений о смерти и о странствиях души.