В споре вокруг афинских санкций против Мегар, а также применения силы против Потидеи и союза с Керкирой отразились более серьезные проблемы, усиливающие вражду между Афинами и Спартой. Спартанские лидеры боялись, что афиняне воспользуются своим превосходством в наступательном оружии дальнего действия – военном флоте Делосского союза, чтобы лишить Спарту ведущего положения в Пелопоннесском союзе. Большинство в афинском народном собрании, в свою очередь, было возмущено посягательством спартанцев на свободу их действий. Например, в изображении Фукидида, Перикл в своей речи убеждал сограждан такими доводами: «Пусть нас не тревожит мысль, что вы начали войну из-за пустяков. Ведь эти пустяки предоставляют вам удобный случай проявить и испытать вашу силу и решимость. Если вы уступите лакедемонянам в этом пункте, то они тотчас же потребуют новых, еще больших уступок, полагая, что вы и на этот раз также уступите из страха. Если же вы решительно отвергнете их требования, то ясно докажете, что с вами следует обращаться как с равными… Ведь любое требование, малое или большое, выставляемое против равных себе до решения суда, притязает на порабощение»[101]
.В том, как Фукидид передает сильный аргумент Перикла о «наклонной плоскости», что в итоге компромисс неизбежно приведет к «порабощению», безусловно, есть доля истины. (Не случайно историки критикуют премьер-министра Англии Невилла Чемберлена за согласие с требованием Адольфа Гитлера присоединить к Германии Судетскую область Чехословакии в 1938 г., поскольку это лишь подтолкнуло нацистского диктатора к более решительным захватническим действиям.) Слишком часто оказывается верной старинная поговорка «Дай ему палец, он и всю руку откусит!». Конечно, бывают времена и ситуации, когда компромисс с противником имеет смысл как способ избежать разрушительной и непредсказуемой войны. Но не бесчестно ли это, даже если благоразумно? Было бы это важно, если такое случилось бы? Вспоминали ли афиняне, когда Перикл в 431 г. до н. э. убедил их отклонить ультиматум спартанцев, свой ответ спартанцам во время войны с персами в 479 г. до н. э., когда они говорили, что никакие предложения персидского царя не склонят их к тому, чтобы способствовать «порабощению» греков? Если так, были ли обстоятельства в самом деле аналогичными? Является ли понятие «порабощение» метафорой, верно передающей суть того, что случилось бы, если бы афиняне в 431 г. до н. э. еще раз пошли на переговоры? Или спартанцы и вправду не оставили им иного выбора, как идти на войну? Неоднозначность обстоятельств возникновения Пелопоннесской войны и блестящее, в лицах, изображение Фукидидом мотивов афинян и спартанцев представляют, как мне кажется, удивительный пример того, как древнегреческая история может дать пищу для размышлений о вечном вопросе о возможности или невозможности компромисса с нашими противниками.
Рассуждая о формальной ответственности за войну, важно помнить, что афиняне предложили обратиться к третейскому суду, чтобы разрешить жалобы спартанцев, – процедуре, официально предписанной скрепленными присягой условиями мирного договора 446–445 гг. до н. э. Несмотря на принесенные тогда клятвы, спартанцы тем не менее отказались от арбитража, потому что не могли рисковать уходом Коринфа из числа союзников в случае, если решение будет не в их пользу. Спартанцам был необходим крупный флот Коринфа для противостояния устрашающей морской мощи Афин. Отказ спартанцев уважать обязательства, скрепленные клятвой, был равнозначен кощунству. Хотя спартанцы продолжали утверждать, что афиняне виноваты в том, что отвергли все уступки, они чувствовали себя неуютно из-за вероятности того, что боги могут наказать их за нарушение клятвы. С другой стороны, афиняне излучали уверенность, что боги будут благоволить им в войне, потому что они уважали свои договорные обязательства.
Стратегия Перикла