Древняя Греция

даже великую ссору тотчас прекратить он умеет.
Ибо затем и разумны цари, чтобы всем пострадавшим,
Если к суду обратятся они, без труда возмещенье
Полное дать, убеждая обидчиков мягкою речью[27]

.

Одним словом, царь может вести своих сторонников лишь туда, куда они готовы идти, и только убеждая их, но не заставляя. Ожидается, что люди придут на собрание, чтобы всем вместе решать важные дела в расчете на справедливое решение. Эти надежды на убеждение и справедливость пережили «темные века» как фундаментальные принципы, внесшие вклад в создание политических структур, лежащих в основе организации греческих городов-государств свободных граждан, а не подданных.

Конечно, не было никакой гарантии, что царь не станет злоупотреблять своим положением и способностью убеждать других исполнить свою волю, и кажется вероятным, что трения между вождями и их более бедными приверженцами в конце «темных веков» возникали все чаще. У Гомера есть эпизод, представляющий собой художественное изображение того, какое поведение могло вызывать подобные трения в эпоху возникновения городов-государств. Когда Агамемнон, надменный и заносчивый полководец греческого войска, осаждавшего Трою, собрал войска, чтобы объявить о решении продолжать войну, шедшую уже десятый год, простой воин по имени Терсит выступил против, жестко осудив Агамемнона за жадность и несправедливые поступки. Терсит имел право и возможность высказать свое мнение, потому что Агамемнон, подобно царям «темных веков», возглавлял греков, и любого воина следовало в народном собрании выслушивать с уважением. И как раз перед собравшимися сторонниками Агамемнона Терсит обвинил его в непростительном эгоизме:

Его мы оставим под Троей,
Здесь насыщаться чужими наградами! –

бросает Терсит воинам. В ответ Одиссей, другой царь, тут же высказывается в пользу Агамемнона:

Если еще я тебя безрассудным, как ныне, увижу,
Пусть Одиссея глава на плечах могучих не будет,
Пусть я от оного дня не зовуся отцом Телемаха,
Если, схвативши тебя, не сорву я твоих одеяний,
Хлены с рамен и хитона, и даже что стыд покрывает,
И, навзрыд вопиющим, тебя к кораблям не пошлю я
Вон из народного сонма, позорно избитого мною, –

и затем бьет Терсита по спине так, что брызнула кровь[28].

В завершение этого эпизода «Илиада» рисует, как собравшиеся воины одобряют суровую отповедь Одиссея Терситу, который изображен как человек неприятный и уродливый (эти два качества часто сочетаются в греческой традиции). Поскольку город-государство, создаваемый как политический институт, в котором все свободные мужчины равны, это благодушное отношение множества мужчин требовалось изменить и в реальном мире. Обычный человек мог настаивать, что все они заслуживают равного отношения в соответствии с принятым в их обществе определением равенства, пусть даже представители знати занимали бы ведущее положение, а рядовые подчинялись лидерам из числа элиты во время войны и считались бы нижестоящими в мирное время.

Гесиод указывает, что к VIII в. до н. э. возникла напряженность в отношении осуществления правосудия при обычных спорах между царями и свободными владельцами небольших хозяйств (в них могли быть один-два раба, быки для работы на полях и некоторое количество движимого имущества). Право собственности делало эту группу наиболее влиятельной среди мужчин, от бедных до относительно состоятельных, из которых в конце «темных веков» и составлялись отряды царских приверженцев. Изображая земледельца, возделывающего небольшое владение, поэт настаивает, что Божественное происхождение справедливости должно быть предупреждением тем сребролюбивым царям, «неправосудьем своим» сеющим раздор среди своего народа[29]. Гнев, который, по-видимому, чувствовали земледельцы в связи с несправедливым урегулированием споров, стал еще одним стимулом для постепенного движения к новым формам политической организации – к городу-государству.

Глава 4 Архаическая эпоха