Читаем Древняя Греция полностью

Ограниченная для женщин свобода передвижения в обществе классических Афин, препятствующая возможным изменам жен и сохранявшая девственность дочерей, помогала мужчинам избежать неопределенности относительно собственного отцовства. Из-за важности гражданства, определявшего как политическое устройство города-государства, так и личную свободу человека, афинский муж, как и прочие греки, считал чрезвычайно важным точно знать, что мальчик и в самом деле его собственный сын, а не отпрыск какого-то другого мужчины, может быть даже чужестранца или раба. Кроме того, предпочтительная передача собственности по отцовской линии означала, что мальчики, наследовавшие имущество отца, должны быть его законными сыновьями. Поэтому в патриархальной системе права гражданства и собственности неизбежно ограничивали свободу передвижения женщин. Женщины, родившие законных детей, однако, тут же получали более высокий статус и большую свободу в семье, что следует, например, из ответов некоего афинянина суду в деле об убийстве любовника, которого он застал со своей женой. «Когда я решил жениться, афиняне, и привел в свой дом жену, то сначала я держался такого правила, чтобы не докучать ей строгостью, но и не слишком много давать ей воли делать что хочет; смотрел за нею по мере возможности и наблюдал, как и следовало. Но, когда у меня родился ребенок, я уже стал доверять ей и отдал ей на руки все, что у меня есть, находя, что ребенок является самой прочной связью супружества»[91]. Рождение мальчиков делало женщине особую честь, поскольку сыновья становились гарантией для родителей. В судебных процессах взрослые сыновья могли выступать представителями родителей, могли защитить их на городских улицах города, на протяжении большей части своей истории не знавших регулярных сил правопорядка. Закон обязывал сыновей поддерживать родителей в старости, что было необходимо в обществе, не имевшем никакой государственной системы поддержки престарелых, подобной тем, что ныне существуют в США и других странах. Давление общества, желавшего иметь сыновей, было столь велико, что ходили слухи о бесплодных женщинах, выдававших детей, рожденных рабынями, за собственных. Такие истории, о правдивости которых трудно судить, могли казаться достоверными лишь потому, что мужья обычно не присутствовали при родах.

В отличие от женщин, у мужчин были возможности для внебрачных сексуальных связей, не осуждавшихся обществом. «Конечно, ты далек от мысли, что люди производят детей ради любовных наслаждений: тем, что может избавить человека от этой страсти, полны улицы, полны публичные дома», – писал Ксенофонт, принадлежавший к высшим слоям общества[92]. Помимо связей с рабынями, которые не могли отказать хозяевам, мужчины могли выбирать из нескольких типов продажных женщин, в зависимости от средств, которые были готовы потратить. Мужчина не мог жить с содержанкой в том же доме, что и с женой, это вызвало бы проблемы, но в остальном платный секс не встречал осуждения. Самыми дорогими проститутками в Греции были гетеры (hetairai – то есть «спутницы», или «компаньонки»). Происходившие обычно не из того города, где занимались своим ремеслом, гетеры обладали не только привлекательностью, но и умением петь и играть на музыкальных инструментах, участвовать в мужских пиршествах, на которые жен не приглашали (илл. 7.3). Жизнь многих гетер была неспокойной и опасной, они подвергались угнетению и даже насилию со стороны клиентов. Самые утонченные гетеры могли, однако, привлекать любовников из высших слоев общества и разбогатеть настолько, чтобы вести роскошную жизнь самостоятельно. Независимое существование и доход, так же как и свобода распоряжаться своей сексуальностью, резко отделяли их от достойных замужних женщин. Отличало их и развитое умение вести беседу в обществе мужчин. Подобно гейшам в Японии, гетеры в Древней Греции развлекали мужчин остроумной шутливой беседой. Характерные для них насмешливые и тонкие замечания наделяли гетер силой слова, в которой обычно отказывали большинству достойных женщин. Только очень богатые женщины-гражданки преклонных лет, вроде Эльпиники, сестры знаменитого полководца Кимона, могли пользоваться такой же свободой речи. Например, однажды она публично упрекала Перикла за то, что тот похвалялся победой афинян над Самосом, восставшим против Афин. В то время как другие афинянки превозносили Перикла за его успех, Эльпиника саркастично заметила: «Да, Перикл, твои подвиги достойны восторга и венков: ты погубил много добрых граждан наших не в войне с финикиянами и мидянами, как брат мой Кимон, а при завоевании союзного и родственного нам города»[93].



Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука