Это объясняется своеобразной формой погребения покойников, которые хоронились либо на поверхности земли, либо в домиках-ящиках, либо в ящиках или свитках из коры на помостах или деревьях («на старом дубе» или «вершине березы» мордовского эпоса), что имело место до недавней поры в Поволжье и в Сибири. Конечно, от таких погребений до наших времен не осталось ничего, и восстановить антропологический тип населения той далекой поры так же невозможно, как и попытаться из пепла раннеславянских урн и кострищ воссоздать облик сожженного на костре покойника.[13]
Конечно, можно предположить, что создатели культуры «ямочно-гребенчатой керамики» знали различные формы погребений.Позднее, между 2500 и 1800 гг. до н. э. (датировка, конечно, неточная), к началу эпохи бронзы, на основе неолитических культур в Центральной Европе выделяется группа племен, создателей так называемой «шнуровой керамики» и могильных каменных ящиков (кист) с шаровидными амфорами. Она охватывает южную часть Среднего Приднепровья и частично Нижнее Приднепровье, побережье Черного моря до Днестра, Бессарабию, Буковину, Прикарпатье, течения Вислы, Одера, Эльбы, заэльбские земли и побережье Балтийского моря. Заходит она и дальше на восток. Культура «шнуровой керамики» создана была различными племенами (в том числе не земледельческими, а скотоводческими) и не является этнической особенностью. Об этом говорит наличие на территории распространения культуры «шнуровой керамики» различных погребальных обычаев.
Среди племен, населявших эту обширную область, были и племена, создавшие впоследствии так называемую «лужицкую культуру», хотя эта последняя генетически не увязывается с культурой «шнуровой керамики».
Можно считать установленным, что «лужицкая культура», охватывающая как раз те области от Эльбы и Верхнего Дуная до Среднего и Нижнего Поднепровья и от Балтики до Карпат и Черного моря, где в исторические времена выступает славянство, генетически связывается с уже бесспорно славянской культурой без какого бы то ни было разрыва. Важно отметить и то обстоятельство, что связывающая лужицкую с собственно раннеславянской культурой культура «полей погребальных урн», характеризуемая (особенно на юге) так называемыми «провинциально-римскими элементами», в первые века эры на востоке доходит до Среднего Приднепровья.[14]
Это подчеркивает общность этногонического процесса на огромной территории распространения «лужицкой культуры», являющейся одновременно областью расселения славянских племен первых письменных источников. Случайно ли это обстоятельство? Отнюдь нет.
Несомненным для нас является тот факт, что в эпоху позднего неолита и бронзы, на низшей стадии варварства, у ряда земледельческих племен, сохранивших следы древности зарождения у них земледелия и своей этнической близости в общности земледельческих терминов в своих языках, на огромной территории в Центральной и Восточной Европе начинают складываться общие черты.[15]
Нет никакого сомнения в том, что славянское единство развивалось на основе древней земледельческой культуры. Тщательный анализ земледельческих терминов во всех славянских языках дает возможность говорить об их удивительной близости, больше того — о тождестве, несмотря на огромные расстояния, отделявшие славянские народы один от другого. Так, например, термин «жито» от глагола «жить» существует во всех славянских языках в обозначении главного рода хлеба, бывшего основным продуктом питания, и обозначает рожь, ячмень, пшеницу, а у резян — даже кукурузу. Слово «обилие» означает богатство вообще и одновременно урожай хлеба, хлеб собранный, хлеб на корню и хлеб вообще. Слово «брашьно» («борошно») означает и имущество, и еду вообще, и, в частности, муку.
Приведенное свидетельствует о том, что у древних славян в эпоху их первоначальной близости земледелие играло решающую роль, так как термины, означающие богатство, имущество, даже самое жизнь, взяты из земледельческой терминологии и обозначают хлеб как главную пищу, имущество и средство к поддержанию жизни.
Кроме того, мы можем сделать вывод о древности земледелия и о тесной связи славянских племен между собой в период зарождения у них земледелия. На это указывает общность сельскохозяйственных терминов.
Названия целого ряда злаков, а также обозначение земледельческих орудий носят общеславянский характер — «пыненица» (пшеница), «пынено» (пшено), «овос» (овес), «зръно» (зерно), лен и др. Общеславянскими терминами являются «орати» (пахать), «сеять», «ратай» (пахарь), «нива», «семя», «ролья» (пашня), «ляда», «целина», «утор», «перелог», «бразда», соха, плуг, лемех, рало, борона, серп, коса, грабли, мотыга, лопата.
Такими же общеславянскими наименованиями являются яр, ярина, озимь, озимина, жатва, молотьба, млин (мельница), мука, сито, решето, сноп, сено, жернов (жорн).
Из области огородничества мы могли бы указать на такие общеславянские названия, как горох, сочевица, лук, чеснок, репа, хмель, мак, плевел, полоть.[16]