Древняя Индия

Индийские эпические поэмы рисуют девственный лес как враждебную стихию, населенную четвероногими хищниками и еще более страшными, чем они, злыми духами — ракшасами, борьба с которыми требовала огромного напряжения физических и духовных сил. Теперь же нам известно, что для вырубки лесов использовался железный топор, а в борьбе с «ракшасами», под которыми, возможно, подразумевались местные племена охотников и рыболовов, — оружие из железа. Употребление железа позволило быстрее осваивать новые территории и превращать непроходимые дотоле лесные массивы в места, пригодные для земледелия и скотоводства.

О материальной стороне жизни арьев дает представление их словесность, в незначительной мере дополняемая археологическими данными. В сравнении с богатством языка гимнов арьев свидетельства археологии применительно к ранней эпохе скудны, сбивчивы и ненадежны. Гимны характеризуют аскетизм арьев, их сознательную обращенность к миру идей и презрение к накопительству. Хотя из гимнов мы знаем о грабительских набегах, сопровождавшихся захватом добычи, она, видимо, не украшала жилищ и явно не сопровождала покойников на тот свет, как это имело место у обитателей европейских степей, родственных арьям по языку. Индоарьи верили в силу Вач, речи, а не вещи, полагая, что Вач обладает неограниченными возможностями для сохранения истинных, нетленных богатств мысли и воображения. Сокровища Речи доверялись не камню и металлу, а текучей человеческой памяти, и она благодаря сохранению многовековой религиозной традиции оказалась вечнее пирамид, а на почве самой Индии — письменности мертвых городов.

Индийская поэтическая речь сохранила в терминах и образах сведения о том, что можно назвать бытом или обиходом, ибо мысленно витавшие в небесах певцы жили все же на земле и доверяли свои земные заботы богам. Центром социальной жизни было жилище, дом (dam, dama). Другой термин жилища — durya (т. е. дом с дверью) указывает на существование другой формы дома, где входом и выходом служил лаз. Но в любом случае под домом мыслилась хижина из бамбука или тростника, обмазанная глиной, подобная той, которую сохранили воспетые нашим поэтом «всечеловеческие холмы» Тосканы.

Один из ведийских гимнов («Атхарваведа», IX, 3) сохранил детальное описание сборки хижины. На избранном участке земли рисовалось схематическое изображение человека — Пуруши, из которого была создана вселенная («Ригведа», X, 90). Пуп Пуруши становился центром дома. В него вбивался опорный столб — древесный ствол, очищенный от сучьев. Об этой опоре, помимо текста гимна, свидетельствуют выявленные археологически отверстия в земляном полу. Видимо, поблизости располагался резервуар с водой и очаг–жертвенник, отдававшийся огню и его богу Агни. Отверстие в кровле, через которое пропускался столб, соединяло обитателей дома с небом и одновременно служило выходом для дыма. От столба в разные стороны отмерялись части будущего дома, среди которых названы помещения для женщин и для скота: «Хижина, что отмеривается с двумя сторонами, с четырьмя сторонами, с шестью сторонами, в хижине с восемью сторонами, с десятью сторонами огонь покоится как зародыш. Повернувшись к тебе, о хижина, я прохожу через тебя, невредящую — ведь внутри огонь и вода, первые врата закона» («Атхарваведа», IX, 3, 21 — 22). Таким образом, дом мыслился как микрокосм: «Та ширь, что между небом и землей, — я ее забираю для тебя, хижина. Тот воздух, что есть мера пространства, его делаю чревом для сокровищ» («Атхарваведа», IX, 3, 15).

Обстановка жилища арьев неизвестна. Упоминается лишь лежанка (tolp), скорее всего из дерева, как в доме Одиссея, но вряд ли украшенная. Были и сиденья (sad) но, надо думать, обитатели располагались на полу, застеленном циновкой из тростника или ковриком из шерсти. Лучше всего применительно к индоарьям известно о древнейшей спутнице человека керамике. Ее индийские термины позволяют выделить сосуды для питья, варки пищи, переноса воды. Посуда лепилась от руки и обжигалась в печах. Археологически индоарьи времени создания гимнов отождествляются с носителями серой расписной керамики, выявленной в ходе раскопок в Восточном Пенджабе верховьях Ганга и Джанаки. Этому соответствуют и упоминаемые в «Ригведе» гидронимы и топонимы.