Древняя история секса в мифах и легендах

Тут надо заметить, что наказание обычно никак не связано с поведением и личностями участников адюльтера. Порочного хама миф может пожурить, а случайно согрешившего скромнягу покарать на всю катушку, по всей строгости мифического времени. В этом смысле выгодно отличаются от других мифы хопи и уичолей. И у тех, и у других наказание для любителей чужих жен и мужей осуществляется в загробном мире; при этом — что особенно важно — оно для всех, невзирая на чины звания, одинаковое. Грешницы всюду таскают корзины или связки с пенисами своих любовников, а грешники соответственно корзины с вуль-вами. У самых отъявленных распутниц пенисы свисают со лба, а у прелюбодеев на лбу причмокивают половые губы...

Как они, наверное, завидуют тробрианцам, у которых на том свете все по-другому! Умерших встречает местный властитель Топилета; он совокупляется с каждой прибывшей женщиной, а его дочь — с каждым мужчиной. Затем покойнику дают понюхать траву, он забывает свою жизнь и вливается в бесконечную сексуальную оргию...

Семейные нравы

Из предыдущей главки можно сделать вывод, что нравы во многих мифических семьях были еще те... И это, к сожалению, правда. Дрязгам, доходившим до смертоубийств, способствовало отсутствие общей морали. Что такое хорошо и что такое плохо, мифические персонажи решали каждый по-своему, а в результате все определяла грубая сила.

У многих народов есть мифы с одним и тем же сюжетом: муж, вчерашний властитель в семье, который за малейшую оплошность скручивал жену в бараний рог, заболевает (чаще всего слепнет), и жена начинает его притеснять, перестает кормить и подвергает опасностям, а сама набивает себе брюхо разными вкусностями и веселится до изнеможения. Но стоит мужу вылечиться, тут уж плохо приходится жене. Муж из мифа арапахо, которого, слепого, морили голодом, прозрев, заставляет жену глотать мясо до тех пор, пока съеденное ее не разрывает. Персонаж цимшианов замораживает нехорошую жену, а затем превращает ее в сову. В сову превращается и жена из мифа эмбера — за то, что плясала на празднике, пока муж лежал больной. Ояна рассказывают очаровательную историю о том, как жена заманивает ослепшего мужа на верхушку дерева и там бросает, а он, чудом обретя зрение, спускается, убивает жену, жарит и скармливает теше.

Отсутствие твердых семейных устоев влияло и на сексуальную сферу. Создается впечатление, что в семьях первопредков многих народов правил бал свинг: случаям, когда в адюльтере были замешены ближайшие родственники, несть числа. И что, собственно, требовать с простых смертных, если коллизии такого рода случались даже в семье демиургов. Например, миф десана рассказывает, как один сын Солнца соблазнил жену другого сына Солнца и, не окажись брат-рогоносец физически крепче, продолжал бы развратничать с ней на глазах у всего человечества, наблюдающего снизу эту семейную драму. Донжуан был убит, и, хотя Солнце оживил его, он вскоре умер опять — столь велики были, надо полагать, раны, нанесенные тяжелой братской рукой. На этом происшествия в семье демиурга не закончились: Солнце обнаружил, что жена (она же — дочь, которую, как мы помним, папаша лично лишил девственности) изменяет ему с его братом Месяцем, то есть со своим дядей. Скандал удалось уладить бескровно — разве что наружность дяди Месяца после драки приобрела характерные пятна.

На существование десана, впрочем, разборки в небесной семье прямого влияния не оказали. Чего не скажешь о похожей ситуации, которая на заре мифической жизни отмечена у индейцев мачигуенга. Жена первопредка мачигуенга, по совместительству шамана, не нашла ничего лучше, как изменить ему с деверем. Шаман разозлился, превратился в ягуара, сожрал любовников и почти все первое поколение мачигуенга, и только вмешательство еще одного, третьего, брата-первопредка предотвратило полное уничтожение народа. Он заманил взбесившегося шамана-ягуара в пещеру, завалил вход и через какую-то дыру изо дня в день до сих пор кормит его курятиной, выдавая ее за человечину. Благодаря этому обману ягуар не проявляет большой активности и удовлетворяется сидением в пещере, но если он узнает, что его все это время надували, то случится беда — он вырвется на свободу, и мало никому не покажется...

Деверья оказались в эпицентре скандалов в семьях первопредков эсеэха, корегуахе и пареси. У первых культурный герой Пашишне и его невестка согрешили по обоюдному согласию, но Пашишне оказался слишком упрям: как ни стращала его женщина колючками на лобке, он не согласился на позицию, которая исключила бы риск травмы. И травмы, несовместимые с жизнью, случились. Пашишне умер и весь, от филея до требухи, был съеден родственниками-первопредками — не пропадать же добру?! А обглоданные его кости превратились в птиц, населивших южноамериканские леса.