Древняя магия. От драконов и оборотней до зелий и защиты от темных сил

Вижу я тут пред собою скончавшейся матери душу.
Молча она возле крови сидит и как будто не смеет
Сыну в лицо посмотреть и завесть разговор с ним. Скажи же,
Как это сделать, владыка, чтоб мать моя сына узнала?

Гомер. Одиссея. XI. 141–144[7]

Тиресий охотно ему подсказал:

Тот из простившихся с жизнью умерших, кому ты позволишь
К крови приблизиться, станет рассказывать все, что ни спросишь.
Тот же, кому подойти запретишь, удалится обратно.

Затем дух Тиресия вернулся в Аид, а Одиссей стал ждать, пока призрак матери приблизится к нему и выпьет крови. Отведав ее, мать сразу же узнала сына и заговорила с ним ласковым тоном. Одиссей попытался ее обнять, но понял, что это невозможно. Опечалившись, он спросил:

Мать, что бежишь ты, как только тебя я схватить собираюсь,
Чтоб и в жилище Аида, обнявши друг друга руками,
Оба с тобою могли насладиться мы горестным плачем?
Иль это призрак послала преславная Персефонея
Лишь для того, чтоб мое усугубить великое горе?

Мать объяснила ему, что дело вовсе не в коварстве Персефоны, супруги Аида, а в участи каждого смертного:

В нем сухожильями больше не связано мясо с костями;
Все пожирает горящего пламени мощная сила,
Только лишь белые кости покинутся духом; душа же,
Вылетев, как сновиденье, туда и сюда запорхает.

Затем, пока кровь не утратила магической силы, Одиссей весьма обстоятельно побеседовал с женами и дочерьми «давно уж умерших героев». По какой-то причине он говорил только с женщинами и не стал ни с кем делиться услышанным. Видимо, некоторые секреты лучше держать при себе.

Женщина оживляет умершего сына

Этот «незатейливый» некромантический обряд описан в «Эфиопике» — романе греческого сочинителя Гелиодора, жившего в III или IV веке н. э. Женщина, которая его совершает, в тексте названа просто «старухой из Бессы»; увы, ворожба приводит ее к гибели. Однако нам интересны не столько последствия ритуала, сколько он сам и его очевидное сходство с обрядом Одиссея (впрочем, колдунье из Бессы было намного легче — в ее распоряжении имелся свежий труп).

Старуха, в уверенности, что никто ей не помешает и что ее никто не видит, сначала вырыла яму. Затем она зажгла костры по обе стороны и положила между ними труп сына, взяла со стоящего рядом треножника глиняную чашу и налила в яму меду. И тотчас же совершила возлияние из другой чаши молоком, а из третьей вином. После этого она бросила в яму печенье на сале, вылепленное наподобие человека, увенчав его сначала лавром и укропом. Наконец она схватила меч, беснуясь как одержимая, долго молилась, обратившись к луне, на варварском и чуждом для слуха языке, затем, взрезав себе руку, вытерла кровь веткою лавра и окропила костер. Совершив еще многое другое, она наклонилась над трупом сына и, напевая ему что-то на ухо, разбудила и заставила его тотчас встать при помощи своих чар.

Гелиодор. Эфиопика. Книга VI. 14

Колдунье удалось временно оживить сына, однако то, что он поведал скорбящей матери, привело ее в такое отчаяние, что женщина оступилась и упала грудью на копье, стоявшее неподалеку. Вскоре она скончалась, в точности исполнив предсказание покойного: «Не вернется твой сын и не спасется, ты сама не избегнешь смерти от меча».

Оживление трупа