К сожалению, в месопотамской религии изображения такого рода не играли, по-видимому, важной роли. В течение всей известной истории Месопотамии мифы относились исключительно к сфере литературы. Только в очень древнюю эпоху, да и то лишь в отдельных случаях, иконографический материал косвенно иллюстрирует известные нам по записям мифы. Героические подвиги или другие необычайные поступки божества не представляются как конкретные действия, а скорее сублимируются и символизируются. Не повествования о божестве, а сакральные формулы, очевидно связанные с осуществлением культа в святилищах, оформляются в виде геральдических символов, которым часто придавались формы животных. Они становились священными в результате каких-то процессов, недоступных нашему пониманию. Кроме того, оружие и другие предметы могут зримо воплощать некие формулы, касающиеся божества и мира человека - всего того, что сегодня уже невозможно адекватно понять.
Прежде чем обратиться к документальным данным, относящимся к религиозной жизни Месопотамии, текстам, которые по своему обилию обещают на первый взгляд массу информации, - поставим перед собой вопрос: может ли какое-либо собрание документов воссоздать синхронную картину сложнейшего комплекса, именуемого ''месопотамской религией'', в состоянии ли оно диахронически осветить запутанную тысячелетнюю историю того или иного культового центра или культовых традиций? Насколько широко и в какой степени надежно отражают письменные источники разнообразие культов, традиционные, индивидуальные и групповые реакции на вещи, почитавшиеся священными, а также на такие земные явления, как смерть, болезнь или несчастье, короче говоря, насколько правдиво раскрывают они то, что обычно подразумевается под словом ''религия''?
Для понимания этой и родственных проблем важны три типа клинописных текстов (а также некоторые другие группы текстов и отрывки). Эти три группы - молитвы, мифы и тексты, связанные с ритуалом. Разберемся, насколько они могут помочь нам в разрешении поставленной задачи.
Остановимся на первой группе текстов - молитвах. В месопотамской религиозной практике они всегда были связаны с сопутствующим им ритуалом, который тщательно описан в конце молитвы, в разделе, адресованном либо самому молящемуся, либо совершающему богослужение жрецу - так сказать, ''техническому исполни толю'' - и регламентирует движения и жестикуляцию, а также характер жертвоприношения, его время и место. Ритуал и сопровождающие его молитвы равны по значению и вместе составляют религиозный акт; истолкование молитв без учета ритуала неминуемо исказит религиозную концепцию, которую они выражают. Все действия во время молитвы, включая акты жертвоприношения, строго регламентированы (допускаются лишь незначительные изменения и отклонения от небольшого числа существующих образцов). Это же можно сказать и о словесном оформлении молитвы, сводящемся к ограниченному числу заклинаний, просьб, жалоб и выражений благодарности. Подобного рода материал дает известное представление о настрое и эмоциональном климате месопотамской религии, несмотря на повторяющиеся формулы молитв и их сложную синонимику, но информации по существу вопроса он почти не содержит.
Я не обнаружил в молитвах свидетельства о том, что молящиеся эмоционально отдавали предпочтение какой-либо особо важной теме, такой, например, как отношение индивидуума к духовным или моральным контекстам универсального характера, к проблеме жизни и смерти и прямого контакта с божеством. Я упомянул здесь только несколько топосов, которые, как следовало ожидать, должны были бы оставить отпечаток на религиозной литературе столь сложной цивилизации, как месопотамская. Но создается впечатление, подтверждаемое и другими признаками, что влияние религии на отдельных людей и на общество в целом не имело в Месопотамии существенного значения. Мы не имеем, в частности, убедительных письменных свидетельств о воздействии ритуальных требований на физиологические аппетиты индивидуума, на его психологические предпочтения или на отношение к своей собственности или семье. Религия не предъявляла сколько-нибудь серьезных притязаний ни на тело, ни на время, ни на богатство индивидуума. Отсюда отсутствие конфликтов с религией, которые могли бы смутить или потрясти человека. Смерть воспринималась как нечто само собой разумеющееся, а участие гражданина в культе городского божества было чрезвычайно ограниченным: он был просто зрителем на некоторых траурных или праздничных публичных церемониях. Человек жил в чрезвычайно умеренном религиозном климате, определявшемся скорее социальными и экономическими, чем культовыми координатами. Его надежды и страхи, так же как и его моральные представления, не распространялись за пределы узкого городского или сельского общества.