Древняя Русь. Быт и культура

С XV в. на Руси становятся популярными изображения кентавра в образе стрелка из лука. Иконография соответствует аллегорическому изображению созвездия Стрельца. Однако в значительной части случаев контекст не позволяет видеть в таких изображениях астральную символику. Есть изображения кентавров-стрельцов с подписью «Полкан» (Жегалова С.К., 1975, с. 31, 38–41, 49, 51) или на миниатюрах, посвященных иным текстам, не связанным со звездным небом (Буслаев Ф.И., 1861, с. 370, 371, рис. 5). Очевидно, популярность и этой иконографии в основном связана с ее воинским характером.

Итак, связь древнерусских изображений кентавров с конкретными текстами и в домонгольское время и в дальнейшем была довольно слабой, что вовсе не умаляет идеологической значимости изображений этого существа. О том, что она была велика, свидетельствует такой показатель, как наличие обратного влияния иконографии кентавра на русскую литературу (письменную и устную), имеется в виду придание черт кентавра Горгоне на миниатюре и в тексте рукописи XVII в. (Там же, рис. 6), превращение Полкана-богатыря (в первоначальной версии — получеловека-полупса с дубиной — Веселовский А.Н., 1888, с. 154) в кентавра-лучника (Ровинский Д.А., 1900. т. 1, с. 194; Жегалова С.К., 1975). В народном духовном стихе в образе кентавра описана Смерть. Во всех этих случаях литературный текст объясняется влиянием популярного зрительного образа.

Несмотря на распространенность образа кентавра и не книжный характер его символики, он не стал органичной частью русского крестьянского искусства, как, например, образ сирены. Действительно, кентавр встречается лишь в народной гравюре (лубке) и росписи по дереву, изготовлявшихся не крестьянами, а мастерами-профессионалами. В крестьянской резьбе по дереву этот образ не встречается. В фольклоре образ кентавра чрезвычайно редок, причем он встречается в тех его видах, которые сильнее подвержены влиянию книжной образованности — в духовных стихах (кентавроподобная Смерть) и в колдовских заклинаниях (Полкан, спаситель «Солнцевой девы» от змея). Если в книжной легенде XVII в. о похищении жены царя Соломона фигурирует Китоврас, то в ее фольклорной версии его заменяет человек. Образ кентавра чрезвычайно редок и в проникнутом фольклорным началом тератологическом орнаменте (Стасов В.В., 1887, табл. XVII, 8; LVIII, 12; Некрасов А., 1913, табл. VII, 3).

Сирена (сирин) — птица с человеческой головой, персонаж, также ведущий свое происхождение из античной мифологии. В известном на Руси главном византийском сочинении о символике животных «Физиологе» сирена — это демонический образ, однако на Руси она воспринималась, по-видимому, преимущественно как положительный персонаж. Сирену часто изображали с нимбом на голове, трактуя как райскую птицу, в той же симметричной композиции по сторонам древа, что и птиц. Разновидность этой композиции с сиренами в нимбах, уже несомненно, отражает представление о райском саде. Сирены ассоциировались с женскими образами низшей славянской мифологии — берегинями, вилами, русалками (Соболевский А.И., 1910, с. 270). Отметим, что птичий облик не мешал этим существам быть связанными преимущественно с водой. Разновидность иконографии сирены с рыбьим или змеиным хвостом (при этом крылья обычно сохраняются) в русском искусстве домонгольского времени редка, но широко распространяется с XV в. Таким образом, ей более свойственны демонические черты, но не всегда. Образ сирены пользовался на Руси большой популярностью и был усвоен крестьянским искусством (Рыбаков Б.А., 1987, с. 580–582).

Из чудовищ, лишенных антропоморфных черт, для древнерусского искусства наиболее характерны грифоны и драконы (змеи). Грифон — образ, восходящий к античности и Древнему Востоку, связанный с идеей власти (Вагнер Г.К., 1962б). Он мог выступать в роли охранителя. Помимо положительных значений образа, можно отметить и зловещее: на полях Киевской псалтыри 1387 г. (л. 144) представлен грифон-антропофаг, из пасти которого высовывается человеческая нога. Грифон ассоциировался с чудесными птицами славянского фольклора, причем греческое слово «гриф» переводилось древнерусскими книжниками как «ног» (Лопарев X., 1892, с. 30). Кроме орлиноголовых грифонов, в домонгольское время встречаются редкие изображения звериноголовых; в искусстве XV–XVI вв. преобладают последние. Для позднейшего крестьянского искусства образ грифона не характерен.