Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

В этой сложной династической ситуации Владимир Мстиславич и двое младших Ростиславичей – Рюрик и Давыд, посаженные их отцом соответственно в Овруче и Вышгороде, решили не дожидаться, пока Мстислав Изяславич воссядет на великокняжеском столе благодаря своей удали, а пригласить его в Киев на началах избрания. Они рассудили, что в обмен на добровольное признание его формального старшинства им будет сподручно «взяти» лакомые волости «по своей воле». В скором времени к этой коалиции присоединились еще двое князей: Владимир Андреевич Дорогобужский и брат Мстислава Изяславича Ярослав Луцкий, мечтавший о владимиро-волынском столе.

Нужно было очень плохо разбираться в людях, чтобы рассчитывать на то, что Мстислав Изяславич согласится быть великим князем только по имени, а не на деле. Когда его «приятели» в Киеве сообщили ему о происках заговорщиков, он призвал на помощь ляхов, галицкие полки, дружины союзных ему городенских князей и во главе большой рати двинулся на Киев. Киевляне и «черные клобуки» с радостью приветствовали его. 19 мая 1167 г. Мстислав вошел в Киев и, сотворив поряд с горожанами и верной ему княжеской «братьей», в тот же день повел войска к Вышгороду, где затворились Владимир Мстиславич с младшими Ростиславичами. Два дня противники «бились крепко» у городских стен, после чего начали пересылаться между собой и, наконец, урядились на том, чтобы Мстиславу сидеть на великом княжении, а «мачешичу» и Ростиславичам владеть прежними их волостями.

Однако это была только видимость примирения. Затаенное недовольство присягнувших Мстиславу князей, обманувшихся в своих надеждах на приобретение новых волостей, то и дело прорывалось наружу. У Владимира Мстиславича еще не успели обсохнуть губы после целования креста в Вышгороде, как он уже опять «нача думати» на великого князя («мачешич» вообще легко нарушал клятвы, был «вертляв» перед своею «братьею», по выражению киевского летописца). Правда, и на этот раз быстро выяснилось, что заговорщик из него никудышный. Держа свой замысел в великой тайне от собственной старшей дружины, он был зато вполне откровенен с боярами Давыда Ростиславича, один из которых и выдал его великому князю. В результате, когда настала пора действовать, старшие дружинники Владимира, обиженные тем, что князь пренебрег их советом и мнением, заявили ему: «А собе еси, княже, замыслил [ты, князь, один, без нас, все это задумал], а не едем по тобе, мы того не ведали». Владимир Мстиславич с одной младшей дружиной отправился к берендеям, с которыми у него прежде был уговор, но и они, увидев, что он приехал один, без союзников, встретили его неприветливо: «Ты нам тако молвяше: братья вси со мною суть… но се ездиши один и без мужей своих, а нас перельстив». Чтобы загладить свою вину перед великим князем, «поганые» напали на дружину Владимира и перебили всех его отроков; сам он едва ушел, раненный двумя стрелами. Убегая все дальше и дальше от гнева Мстислава Изяславича, «мачешич» в конце концов отдался под покровительство Андрея Боголюбского, пообещавшего наделить его волостью.

Чуть позже, в 1168 г., у Мстислава Изяславича вышла ссора с дорогобужским князем Владимиром Андреевичем, приехавшим в Киев припрашивать себе волостей (он очень желал получить Берестье/Брест). Великий князь напомнил ему о недавнем крестоцеловании и не дал ничего, чем превратил Владимира Андреевича в своего врага.

В обстановке почти всеобщего недовольства несговорчивым характером Мстислава Изяславича чрезвычайно легко произрастали различные интриги и козни. Так, в том же 1168 году двое киевских бояр, которых великий князь прогнал от себя, ложным изветом настроили против него Рюрика и Давыда Ростиславичей.

Пытаясь сплотить вокруг себя подвластных князей, Мстислав Изяславич организовал два больших похода на половцев. В первый из них отправились почти все правители южнорусских княжеств[591], – «поискати отец своих и дед своих путей и своей чести». В начальных числах марта 1168 г. объединенные русские полки спустились вниз по Днепру до его притоков – Угла и Снепорода и одним своим появлением нагнали такого страху на половцев, что те бежали, побросав свои вежи и семьи; их настигли у Черного леса, многих порубили, еще больше взяли в плен. Когда же посчитали свои потери, оказалось, что из всего русского войска убито только два человека. Но даже и тут возник повод для злоб и обид на великого князя, который вырвался вперед с дружиной и захватил львиную долю добычи. «И сердце их не бе право с ним», – говорит о князьях киевский летописец. Поэтому на призыв Мстислава Изяславича той же осенью посторожить у порогов купцов-«гречников» не откликнулась добрая половина участников весеннего похода, в том числе одни из главных политических игроков на юге Руси – черниговские Ольговичи, с тех пор отказавшие великому князю в своей поддержке.