Юрий же этой осенью держал оборону от Святополка Мстиславича, который, по сообщению Новгородской Первой летописи, ходил на Суздаль «с всею областию Новгородьскою». Но взять реванш за поражение у Ждановой горы (см. с. 211) новгородцы не смогли: их рать увязла в непролазной грязи и вернулась, не дойдя даже до Торжка. Юрий в отместку разослал свои отряды в принадлежащие Новгороду погосты, где его люди похватали новгородских сборщиков дани; он также задержал проезжавших через его владения новгородских купцов со всем их товаром.
Кампания 1148 г. открылась большим походом Изяслава в Черниговскую землю. Великий князь наконец «скопил» все свои полки, дождался венгров и по зимнему пути легко добрался до Чернигова. Там он три дня простоял на месте, верстах в восьми от города, предлагая своим врагам сразиться в поле. Но черниговские князья не вышли, так как дружина Глеба, шедшая к ним на помощь из Городца, была перехвачена по пути переяславцами и почти вся перебита. Тогда, разорив все села под городом, Изяслав отступил к Любечу, где у Давыдовичей, по его собственному выражению, была «вся жизнь», то есть основные житницы и припасы. Давыдовичи и Ольговичи с половцами осторожно двинулись следом за ним. Возле Любеча оба войска встали напротив друг друга, разделенные притоком Днепра. Зима стояла необычайно теплая, враги не решались ступить на тонкий лед и только перестреливались из луков. Потом хлынул дождь, и полыньи образовались уже на самом Днепре. Угроза быть отрезанным от Киева заставила Изяслава переправиться на правый берег — буквально за несколько часов до начавшегося ледохода. Пострадали только венгры, у которых «неколико» (несколько) всадников провалилось под лед при переходе через какое-то озеро.
Черниговские князья могли бы радоваться благополучному избавлению от нашествия, если бы вид пограбленных и разоренных сел не навевал на них мрачные мысли. На что теперь содержать дружину и чем платить половцам? Посоветовавшись с Ольговичами, они решили все вместе поторопить Юрия с выступлением, в противном случае грозя разорвать с ним союз. «Ты еси нам хрест целовал, ако ти пойти с нами [на] Изяслава, — писали они, — се же еси не пошел… ни на Ростислава еси наступил. Ныне же оже хощеши пойти [на] Изяслава, а пойди, а мы с тобою. Не идеши ли, а мы есмь в хрестьном целованьи прави. А не можем мы одни ратью погыбати [нести убытки от войны]».
Юрий, однако, ограничился тем, что отправил в Чернигов своего старшего сына Ростислава с дружиной, а сам остался стеречь Суздаль от нападений смоленского князя. Ростислав поехал на юг с неохотой. Киевский летописец сообщает, что в это время он «раскоторовался» (поссорился) с отцом, который не давал ему удела в Суздальской земле, не желая, видимо, дробить свою волость. Так что, посылая Ростислава на помощь черниговским князьям, Юрий фактически предоставлял ему возможность самому добыть себе какую-нибудь волость с оружием в руках. Он не учел только того, что Ростислав ненавидел тех, кому должен был помогать, ибо еще помнил обиду, которую ему причинил великий князь Всеволод Ольгович, выгнав его в 1139 г. из Новгорода (см. с. 222). И вот, вместо того чтобы ехать в Чернигов к Ольговичам, старший Юрьевич направился в Киев на поклон к Изяславу. По свидетельству Никоновской летописи, свою роль в этом его решении сыграла и расторопная дипломатия великого князя: по дороге к Ростиславу «приидоша… послы от великого князя Киевскаго Изяслава Мстиславича, призывая его к себе в Киев и дая ему грады и власти». В Киеве Ростислава ожидали пышная встреча и «обед велик», за которым он пожаловался Изяславу на отца, за то, что тот его «переобидил и волости не дал», поручил себя Богу и великому князю, «зане ты еси старей нас в Володимирих внуцех», и в заключение произнес обычную в таких случаях присягу: «А за Рускую землю хочю страдати и подле тебе ездити». Изяслав в ответ рассыпался в любезностях: «Всих нас старей отець твои[285]
, но с нами не умееть жити. А мне дай Бог вас, братию свою, всю имети и весь род свои в правду, ако и душю свою. Ныне же аче отець ти волости не дал, а яз ти даю». Наградой перебежчику были Городец Остерский, отнятый незадолго перед тем у Глеба Юрьевича, и еще пять городов из числа бывших владений Святослава Всеволодовича, где Ростислав «посажа посадникы своя».