Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

Но в годы церковной смуты спор о посте вдруг приобрел не свойственную ему прежде остроту. По всей видимости, это было связано с тем, что греческие иерархи, пытавшиеся вернуть Киевскую митрополию под власть Константинопольского патриархата, усмотрели в общепринятом на Руси порядке соблюдения поста одно из проявлений независимости Русской церкви. Епископ Леон придерживался в вопросе о посте крайне строгих взглядов, превосходя в этом даже самого патриарха. Андрею, которому, безусловно, были хорошо известны обрядовые пристрастия ростовского владыки, нужно было всего лишь дождаться первого Господского праздника, чтобы спровоцировать скандал. И вот перед Пасхой 1163 г. Андрей, как сообщает киевский летописец, «нача просити» у Леона «от Воскресения Христова до [дня] всих святых ести мяса и в среду и в пяток», на что епископ, разумеется, ответил отказом. Тогда разгневанный князь собрал местный церковно-земский собор (об этом сообщает Лаврентьевская летопись), на котором обременительные для окружающих воззрения ростовского владыки на пост были признаны ни больше ни меньше как «леонтианской ересью», после чего Андрей, теперь уже с чистой совестью, «погна» епископа-еретика «из своей земли».

Благодарственный молебен Владимирской иконе Богородицы, взятой великим князем Андреем Боголюбским в поход на Волжскую Булгарию. Миниатюра из Радзивилловской летописи. XVI в.

С таким обвинением Леону не оставалось ничего другого, как ехать в Константинополь на суд императора и патриарха. На его беду, император Мануил I Комнин был сторонником льготной практики постов и, кроме того, мнил себя великим богословом. Своими указами он пытался регламентировать и реформировать самые разные вопросы церковной жизни. По словам византийского историка Никиты Хониата, Мануил «любил перетолковывать то, что правильно уяснено Отцами Церкви». Однажды, когда византийские епископы не согласились с его предложением внести какие-то изменения в чин оглашения, император «осыпал архиереев бранью и назвал их всесветными дураками». Вот перед таким-то государем Леон имел неосторожность забыться и в пылу спора чем-то его попрекнуть («молвящю на цесаря», по словам Лаврентьевской летописи), за что был жестоко избит и едва избежал немедленной смерти: «Удариша слугы цесаревы Леона за шью [по шее] и хотеша и [его] в реце утопити». Спасло его, по-видимому, вмешательство патриарха Луки Хризоверга.

Андрей еще на шаг приблизился к цели. Вместе с тем волнения в Ростове и Суздале показали ему, что волость находится на грани земского раскола. Андрею необходимо было вновь заявить о себе как о князе всей Ростово-Суздальской земли, а не одного только Владимира. И поскольку менять что-либо в своей политике он не собирался, то смягчить внутреннюю конфронтацию было решено путем войны с внешним врагом, который бы представлял угрозу общеземским интересам. По счастью, таковой как раз имелся по соседству.

Под 1164 г. Лаврентьевская летопись и ряд других, внелетописных источников сообщают о большом походе Андрея на волжских булгар, — по-видимому, в район Нижней Камы, где находится значительное число булгарских памятников XII в. Предприятие было хорошо подготовлено (помимо ростово-суздальских полков в нем приняла участие дружина муромского князя Юрия) и имело громкий успех. Русская рать наголову разгромила войско самого булгарского хана, «попали огнем» пять булгарских городов, «и положи землю ту пусту, а прочий городы осади [заставила] дань платити».

Карта древних оборонительных укреплений на территории Булгарии в XII—XIII вв.

Невероятная, почти сказочная легкость, с которой далась победа над сильным врагом, изумила самих победителей. Особенно чудесным казалось то, что сражение с ханом обошлось малой кровью. Русские «иссекоша множество» булгар, а когда стали считать свои потери, то князь с радостью увидел «свою дружину всю сдраву» и стройные ряды «пешцев» (пеших ратников), не потерпевших почти никакого урона. Столь счастливый исход сражения был отнесен на счет помощи и заступничества двух икон — Всемилостивого Спаса и Богородицы Владимирской, взятых Андреем с собой в поход, а также Святого Креста, который несли перед войском два священника.