Отдельные эффектные проявления силы зла, вроде опустошений, произведенных Джингиз-ханом, лишь маленькая доля той массы бедствий, которую производит тихое, — по-видимому, не особенно дурное, — действование обыкновенных слабостей и пороков обыкновенных и недурных людей.
Николай Чернышевский
Вина — очень древнее слово, которое в разных формах сохранилось в родственных славянскому языках. Литовское vainа — ‘ошибка, порок, недостаток’, а корень слова — тот же, что и у слов вои, война, затем воинъ и т. д. Наличие согласного «н» указывает на древность слова, в санскрите этот корень, еще без «n», означал страх, испуг, т. е. также связан был с поведением на поле боя, а таким полем для варвара был весь мир. Собирая подобные сведения вместе, мы можем предположить исходную амбивалентность значения слова: и ‘пугать’ — и ‘бояться’, и ‘ошибка’, и ‘порок’.
Затем, по принятому у нас плану, посмотрим на древние переводы с греческого и увидим, что обычными эквивалентами для славянского слова вина были в них греческие слова αιτία ‘причина, основание или повод’, а также и ‘удаление, отклонение’, т. е. ‘ошибка’ (в истолковании подобных оснований действия или тоже явления); ’αφορμή тоже ‘основание, повод, мотив’, которое понималось у византийцев уже как причина, но также ‘удаление, отклонение, ошибка’; πρόφασις тоже ‘основание, повод, мотив’, но чаще все-таки ‘предлог, отговорка, увертка’. Если внимательно вглядеться в большие по объему тексты, окажется, что между этими греческими словами славянские переводчики находили все-таки различие, и поскольку других возможностей подобное различие передать на свой язык у них не было, они воспользовались обычным для переводчика средством: они обозначали разницу с помощью окружающих слов. В «Книгах законных» и в «Кормчей», которые являлись законодательными источниками и требовали точности в передаче авторитетных установлений, подобное различие передается с помощью вспомогательных слов некая, иная, всякая; отмеченная выше вина для πρόφασις — это ‘предлог’ или ‘повод’ для дела; праведная, истинная, нужная, некая вина для αιτία — это или ‘обвинение’ или ‘причина’, по какой начинается дело. Пребывание женщин в монастыре «вьсякого претыкания вина» (αιτία), потому что, конечно, это соблазн для мнихов (претыкание). Неясно, основание ли это соблазна или причина его, — понимать можно так и иначе, в зависимости от пожелания говорящего. Но в этом и состоит основная сложность древнего языка: многозначность его слов определяется не системой лексических значений, а конкретной ситуацией, в которой слово используется. Образность слова выражает синкретизм смысла, а не понятийную многозначность слова.
Однако и в других случаях обнаруживаем такую же многозначность, которая современным сознанием воспринимается как неопределенность смысла. «Богъ — безъ начала, начало и вина всѣмъ» (Изб., 1073, 50) в соответствии с греческим αιτία. Ясно, что речь идет не о причине (основное значение греческого слова), а об ‘основании’, исходной точке, потому что вина и начало — одно и то же. Славянский переводчик использовал близкое по значению слово вина, совершенно не заботясь о том, что точного терминологического соответствия между греческим и славянским словами не было. Еще не было.