Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека

Однако и в таком суждении ускользают от внимания некоторые тонкости семантических переносов у терминов. Поначалу в языке общества с новыми социальными отношениями содержание слова другъ еще не нашло себе точного эквивалента. Договор единения и дружбы называют «любовью», а естественным последствием единения и любви является условие, что у друзей-союзников-братьев – и общие друзья, и общие враги, появляются формулы, похожие на ту, которую провозгласили на Любечском съезде князей в 1097 г.: «да нонҍ отселҍ имемься во едино сердце», что полвека спустя приняло такой вид: «быти всҍмъ за одинъ брать» (Сергеевич, 1893, с. 170). По мере того как младшие в роде и по возрасту князья получают все больше власти и владений (отчин), все резче выступает подчеркивание равенства князей в термине братья: брате и сыну, брате и отче, но никогда в те времена не говорили «господине и отче». «Слово братъ приобретает особое значение в середине XII в.: брат – тот, с кем можно жить в союзе, брат – союзник, кто обещал “быти за один братъ”» (Пресняков, 1909, с. 112). Вот что заменило теперь былой термин социальных отношений между прежде враждующими: не другъ, а братъ. Формула феодальной верности: «братью свою всю имҍти и весь род свой въ правду, ако... душю свою» (Ипат. лет., с. 134) – собирает воедино и личное (душу), и семейное (род) и союзное (братию).

Со второй половины XIV в. на этой основе возникает собирательный термин братство (Срезневский, т. 1, стб. 173-174): держати в братстве, быти в братстве, взяти братство и т. д. В условиях развитого феодализма конкретное и многозначное братъ порождает уже отвлеченные формулы с книжным словом, в составе которого высокий суффикс -ьств(о).

Последовательность древних семантических переходов теперь трудно уловить. Но поскольку родственные, социальные, нравственные и всякие иные отношения людей в родовом обществе тесно сплетались, несомненно, что в различных ситуациях брат мог быть и тем, и другим, и третьим: и братом родным, и братом своим, и братом названым. Только с постепенной дифференциацией типов человеческих отношений в классовом обществе из исходного синкретического содержания древнего слова могло выделиться одно из значений, которое становится основным. Наряду с ним возникала необходимость и в новых словах. Попытки разграничить с помощью слов одного корня множественность позиций человека в мире можно найти во всем. Для примера рассмотрим употребление таких слов и древнерусском переводе «Девгениева деяния» (XII или XIII в.).

Богатырь Девгений похищает приглянувшуюся ему Стратиговну, и возникает желание вернуть ее. Братья похищенной девицы, которые поклялись это сделать, называют себя братаничи, когда они вместе, но врагов-сарацин они именуют иначе: «И рекоша же братаничи: “Братия срацыняне!”» (Девг. деян., с. 30). Братьями они называют врагов (которые в известный момент могут обернуться и друзьями, стоит лишь с ними помириться); но и себя они называют братиями тогда, когда возникает необходимость показать свое единство в противоположность чужим (с. 34).

Ничего странного в этом нет, потому что братья/братия – собирательное имя, оно соответствует старым словам другъ, друзи, которых в переводе «Девгениева деяния» вообще нет. Но все они – братаничи по отношению к сестре, ее же они называют сестрица наша (с. 32); а вот как говорит их мать: «Сестрицу вы свою добыли, а братца изгубили есте» (с. 40). Братаничи, братец, сестрица – домашние, родовые, семейные именования, не то чтобы ласковые, но уменьшительные; с их помощью подчеркиваются семейные отношения, но не социальный ранг. Враги-сарацины девицу зовут не сестрица, но просто сестра, а братаничей братьями; для племянников своих братаничи – стрыи (с. 42), и т. д. Кровно-родственные отношения осознаются четко и определенно, социальный же статус еще только выявляется. 

Слово братъ в «Деянии» – самое неопределенное. С одной стороны, каждый братанич – равноправный брат по отношению к другому: «Болший братъ поҍде съ правыя руки, середний в болший полкъ, а менший съ лҍвую руку» (с. 30) – старший едет справа, а не посредине, он начинает ряд. Но с другой стороны, и у Амира-царя есть брат, брат – союзник: «И рече Амир царь ко брату своему: “Сяди ты, брате, на престолҍ моемъ”» (с. 38). И сарацины, которых подозревают во взаимном коварстве, по отношению друг к другу тоже «браты». Наращение смысла гнезда слов шло по возрастающей: ‘брат’ – ‘братья’ – ‘братство’.