«Таково то чувственное основание, на котором вырастает символическое восприятие», основанное на зрительном образе (Хёйзинга, 1988, с. 222). Смысловая связь вещи и слова условна
, они уподоблены по сходству или принадлежности, и никаких различий между собою не допускают.Но главное свойство символа — «он имеет значение
» (Кассирер, 1944, с. 57), т. е. отчуждает признаки вещи от самой вещи или, наоборот, приписывает вещи прежде неосознаваемые признаки. Символ становится ключом к пониманию человека и всего, с ним связанного.Средневековье с полным правом можно назвать временем, когда символ отчуждается не только от вещи, но и от идеи — он сосредоточен в слове, которое растет семантически.
Именно тогда явились в нашу культуру символы вроде «любовь», «свобода», «совесть» и др.Доказать, что понятие о любви есть не понятие, а символ, очень просто. На основе символа невозможно построить суждение с предикатной частью, а в качестве субъекта — можно. Можно сказать: «Любовь — это... Любовь есть...», но никак не скажешь «Радость есть любовь... Мир — это любовь...» Именно символ, только символ может раскрываться (уточняясь) в суждении, но не может быть предикатом чего-то иного. В этом смысле Любовь становится самым общим символом типа Бог. Апостольское «Бог есть Любовь» как аналитическое утверждение способно преобразоваться: «Любовь есть Бог!» — здесь прямая и обратная перспективы высказывания порождают формулу новой культурной революции (например, «сексуальной революции») и вместе с тем изменяют семантический статус самого символа: теперь это не символ, а просто образ, т. е. разложенный на компоненты символ («любовь — вот наш бог!»).
Символ получается в результате заимствования, как это мы уже видели на примере слова съвѣсть.
Это слово в русском языке прошло следующее семантическое развитие: сначала это отвлеченно общее и никак не конкретизированное представление о всем «известном» чем-то, затем словом стали обозначать совместное «знание» (например, все, посвященные в таинство причастия, знают, в чем его смысл), и только потом слово стало обозначать ‘сознание’, с конца XVII в. и ‘самосознание’, т. е. собственно то, что мы и признаем за личную совесть свободного человека.В сущности, все co-значения слова, которые сейчас мы аналитически выделяем, были представлены уже в древнейших употреблениях калькированного греческого термина в первоначальном христианском тексте (послания апостола Павла); тогда, в древнерусских текстах, слово съвѣсть
и воспринималось как символ-синкрета. Потребовалось несколько веков напряженной духовной работы многих интеллектуально и художественно одаренных лиц, чтобы смысл заимствованного символа пророс сквозь значение новосложенного славянского слова. На протяжении всего Средневековья съвѣсть — это символ, знаменующий идеальную сферу человеческого духа путем отсылки к предметно осознаваемому знанию (со-зна-тель-ности). В символе двуобращенность образов и смыслов на самих себя дает возможность понять — одно через другое.Если по традиции символ аналитическим термином представить как образное понятие,
можно явно увидеть последовательность перехода от психологической операции восприятия образа к логическим действиям понятия:образ → образное
понятие (символический образ) → образное понятие → понятие.Древнерусская ситуация вос-при-ятия
христианских символов связана с образным понятием; средневековое осмысление воспринятых символов в словесном образе славянского слова есть уже образное понятие. Внешне как будто нет решительных изменений между XIV и XV веками, в действительности же изменяется точка зрения на соотношение мира вещного и мира идеального (дольнего и горнего). Образ есть вид вещи, ее подобие, тогда как понятие, хотя бы и образное, есть идея вещи; сознание все больше удаляется от действительности вещей в сторону реальности идей, замещая одно другим.Средневековый словесный символ также восходит к вещному замещению.
Крест
— уже и по произношению славянизированное имя Христа стало основанием для образования целой цепочки собственных терминов; например, крестьянин — термин социальный при термине культурном — христианин. В результате семантического наложения христианских символов на славянский образ в смысловом объеме слова соединились символическое представление о Распятом на Кресте и языческий образ, представлявший идеал возрождения к жизни в огненном пламени весеннего Равноденствия: вос-крес-ение при славянском корне крѣс-, который обозначал ритуальный огонь в ночь на летний солнцеворот. Возобновление жизнедеятельности в результате мощного природного толчка энергии становится образным оправданием и одновременно истолкованием христианского символа Воскресения. Образное понятие оказывается понятым, становится образным понятием.