Древняя Русь : наследие в слове. Мудрость слова

Переводя явления материального мира в явления духовного порядка, отвлеченно общие, автор, по существу, создает символ, поскольку такой символ предполагается описанным действием через восприятие этого действия героем повествования: посеянные в битве кости — взошли печалью и т. д. Символическое наполнение текста олицетворениями отвлеченных имен (дух, свет, сила, слава, власть, могущество, хвала, воля и др.) определяется особенностями самого древнерусского языка: категория собирательности в нем еще не разрушена грамматически, что и вызывало естественную персонификацию отвлеченных имен, данных в форме единственного числа. Символ создается не единичным именем со значением отвлеченного качества, а сознательно выстроенным рядом таких имен, лишь совместно порождающих контекстный символ или, как кто-то очень точно выразился, «эмоционально окрашенное понятие».

Это очень важное определение, которое помогает понять следующий за тем шаг в развитии мышления — шаг к отвлеченно понятийному мышлению. Образное понятие — символ, — густо слепленный из словесного образа, могло превратиться в «просто» понятие только путем истолкования символа, данного в образной форме. Арифметически простое действие: образное понятие минус образ дает понятие. Истолкование символов в образно-художественных текстах (а именно с них и начинается движение мысли к отвлеченным обобщениям) освобождало символ от сложившихся в традиции представлений (содержания понятий) и создавало возможность для их переосмысления в строгой гармонии объема и содержания — уже понятия в точном смысле этого термина.

Понять символ — значит войти в понятие, т. е. посредством словесных знаков сделать доступным мышление в понятиях.

Существует много косвенных данных, удостоверяющих справедливость описанной здесь последовательности в развитии понятийных операций сознания. Мы просто не обращаем внимания на такие факты, а они любопытны. Вот хотя бы это — удивление человека, связанное с моментом познания.

Древнейшие выражения этого состояния сохранились — чудитися — удивляться с оттенком восхищения, дивитися — с оттенком изумления. Оба глагола, восходящие к словам чюдо-диво, говорят сами за себя. Это восторг перед образной красотой и выразительностью мира, так или иначе связанными с предметным «Божьим миром». Поражатися является после XIV в. и передает благоговение перед глубиной впечатлений (с оттенком ужаса) от тайн символических предъявлений. В одном служебнике того времени очень точно сказано: «И вообрази Христа твоего, въхотящеимъ поражатися моимь недостоинъствомъ» (СлРЯ, 17, с. 108). Это — буквально «удар», эмоциональный или психологический. Изумлятися стали с XVI в., когда возникла необходимость связать все символы с их пониманием в словесном знаке и представить все это в уме. Последовательность качеств: удивительный — поразительный — изумительный — отражает переходы от образа к образному понятию, а от него к понятию. Современный эквивалент им всем — интересный — выражает совершенно иное представление об изумлении перед тем, что может быть познано и открыто. Это не поиски истины или желание красоты-добра, а утверждение пользы и практического интереса. Иностранное слово перекрывает всё богатство собственных имен рассудочно плоским понятием.

ПОИСКИ СУЩЕГО

Части всегда предполагают свое целое и подчинены ему.

Владимир Соловьев

Вслед за Аристотелем и его христианскими последователями Иоанн Экзарх соотношение вида и рода понимает одновременно и как логическую связь отношений, и как реальность вещного мира, а именно: родъ — это 1) ‘родство’ по прямой линии, 2) ‘начало’ (рождение — по родившему или по месту рождения) и 3) ‘род’, которому подчиняются виды по сходству. Родство по началу и сходству — основное свойство «рода». Видъ соответственно — это 1) ‘похожесть’ по внешнему виду и 2) ‘подчиненность’ роду (Аристотель, 1939, с. 54, 56).

Говоря о соотношении видов и рода, древние всегда начинали с общего, с рода. К цельности мира устремлены их взоры, поскольку познать творение — значит приблизиться к Творцу. Существовала градация объектов, каждый из которых в уменьшенном виде повторял качества и свойства предыдущих, давая начало последующим. И сам человек от рождения до смерти — всегда один и тот же, ничем, кроме размера (возраста) не отличающийся в своих преобразованиях. Человек — род — народ — мир (все люди вообще) — разные формы чего-то общего, которое и становилось основной заботой средневековых книжников.

Уже в древнеславянском переводе X в. существовали некоторые логические трактаты, например, сочинение Феодора Презвутера о различии сущего и естества (общего и частного), абстрактного и конкретного, родового и видового — смысловой синкретизм понятий «сущее» и «естество» допускает здесь любое толкование терминов.