Древняя Русь : наследие в слове. Мудрость слова

Важно и другое: в нашем слове чередуются морфемы русского и церковно-славянского языков, в последовательности общеславянские дѣ- и дѣи- → книжное дѣйств- → русское дѣйстви- → книжное дѣйствитель- → русское действительн- → книжное действительность. Осторожное обозначение «книжное» указывает здесь на некую искусственность образования, на неопределенность источника поступления суффиксов. В целом, слово оказывается похожим на слоеный пирог, в котором сдоба и начинка чередуются. А это значит, что в создании слова приняли участие люди книжные, которые одинаково свободно владели средствами как разговорной речи, так и высокой книжной. Одна нужна для выражения возникающих по мере развития мысли отвлеченных значений, другая необходима для прикрепления вновь образованного слова к массиву знакомых русских слов. Идея и предметность, как бы соревнуясь в их выражении, поверяют одно другим и тем самым не дают новым словам ни воспарить в абстрактность, ни утонуть в вязкости предметного мира. Сотрудничество «двух языков» на данном примере видно наглядно, а к XVIII в. на этой основе был создан современный русский литературный язык.

Но для чего же нужно было усиливать древний корень все новыми и новыми суффиксами? Прихоть? Случайность? Излишество?.. Если те же слова рассмотреть в историческом их движении, окажется, что встречаются они не все сразу. Они входят в русскую речь постепенно, по мере того как образуются в соответствии с живейшей необходимостью выразить некие оттенки мысли и знания. Не прихоть, не случайность, не излишество.

Глагол дѣти встречается в самых древних текстах, с X в., а вот частица дѣ появляется после 1530 г. — значит, в XVI в. Глагол дѣти как маловыразительный и притом многозначный исчез, от него образовались глаголы дѣлати и дѣяти, существительное дѣло. Глаголы дѣяти и дѣлати встречаются с XI в., но вот значения ‘говорить — касаться’ у них уже нет, они используются в значении ‘работать’. Тут и произошло первое обобщение смысла словесного корня: дѣло — тоже выражение действия, но все-таки очень конкретное, связанное с деятельностью человека, а вот имена дѣйство, дѣйствие давали более общее обозначение деятельности, всякой вообще деятельности. Одно из них обозначает дѣйство неведомых высших сил, а другое свершение, выраженное в русской форме, дѣйствие могут производить и простые люди. Впечатление такое, будто разговорный русский и литературно-книжный язык еще развиваются независимо друг от друга, если от общей основы образуют совершенно разные имена с приблизительно равным смыслом. На самом же деле в новых условиях и новыми средствами намечается важное противопоставление идеи (дѣйство) и события (дѣйствие), которые согласуются друг с другом как собственно дело и как помышление о деле.

Только в 1556 г. книжное слово дѣйство употребили при описании боя в значении ‘военная операция’, и лишь в 1672 г. его же использовали для обозначения театральных действий. Общее, что объединяет военную операцию и театральное ее представление, состоит в собирательности многих конкретных дел, совмещенных на театре военных действий или на сценической площадке. Собирательность понимается как отвлеченность — и по этой причине требует отвлеченного по смыслу слова. Но как много прошло времени, пока небесное дѣйство смогло спуститься на землю и сменилось воинской или театральной «потехой» — прошло пять веков!

Формы дѣйствитель и дѣйствова- появились и того позже. В старославянском языке этих слов нет, в древнерусских текстах встречаются с XII в. Один из современников Владимира Мономаха в письме к нему сравнивал князя с душой: «Ты, княже, воеводами, слугами своими, дѣйствуеши по всем землям, душа же — по всему тѣлу дѣйствуеть пятью слугъ своихъ, рекше пятью чювьствии». Важное показание: не только Бог или человек может действовать, действуют и отвлеченные качества, например душа. И душа действует, но вот делать что-то она не может, в том и заключается различие между конкретно материальным дѣлати и отвлеченно высоким дѣйствовати.

В конце XV в. появляется слово дѣйствительный, но в непривычном для нас значении; это просто ‘производящий действие’, как и дѣйствитель, от которого это определение образовано. Не соответствующий реальному, а всего лишь деятельный, способный к действию. Высоких степеней отвлеченности еще незаметно. Реально то, что сделано в действии. Присутствует и указание на человека, на того, кто может действовать на самом деле. Человек и есть та реальная сила, которая способна к действию и к делу. Вся цепочка формальных распространений суффиксами мягко укладывается в последовательность мысли, организованной метонимически, — по смежности дела, действия и действительности.